Ночной разговор - [4]

- Если вас не затруднит, дорогой мой, согрейте-ка чайку, - перебив себя, обратился ко мне Арон Григорьевич.

Видно, ему было нелегко говорить, он хотел устроить себе небольшую передышку. Мой автобус - последний, последний!.. - давно ушел. Я не мог оборвать старика, не дослушав. Да мне и самому было любопытно - что же дальше, о каком "эсэсовце" он в самом деле заикнулся?.. А главное - не хотелось оставлять его с мыслями, которые, чувствовал я, не первый день терзали его душу.

Пока вскипел чайник, я успел сполоснуть пару чашек, очистить от грязной посуды край стола, смахнуть крошки, все время при этом поглядывая в ту сторону, где висела фотография внучки Арона Григорьевича, - ясный, выпуклый лоб, локон у виска, завившийся пружинкой, доверчивые, улыбчивые глаза, полные губки, белая кофточка с черным шнурочком, завязанным в бантик под нежной высокой шейкой... "Глаза твои голубиные под кудрями твоими..." Арон Григорьевич, сидевший с поникшей головой, упершись локтями в стол, казалось, задремал, но когда я поставил перед ним чашку с крепким чаем, он отхлебнул пару глотков и продолжал - с того места, на котором до того остановился:

- И кого же, говорю я, ты там встретила, какого хорошего человека?.. "Да, говорит она, - встретила!.." И так это резко, с вызовом... Ого, думаю я себе, ого... "И кто же этот, позволь тебя спросить, человек?.. Он или она? Он! И что же, - говорю, - в нем хорошего?.." "Все! - говорит она. - Хочешь на него посмотреть?.." "Почему же нет?.. - говорю я. -Только для этого мне надо съездить в Германию?.." "Никуда, - говорит она, - никуда тебе не надо ездить... Вот, смотри!" Вставляет в свой аппаратик один из слайдов, и я вижу - речной берег, пляж, тенты, шезлонги и на их фоне - отлично сложенного крепыша, светлоглазого, белобрысого, этакого, знаете ли, современного Зигфрида, и двух девчонок по бокам - справа Риточка, слева - черненькая, с острым носиком и колючим взглядом, обе в купальных нарядах, то есть, как положено, чуть ли не в чем мать родила. "Это Эстер, моя подружка, с ней я ездила, а это Эрик, - говорит Ритуся. - Как тебе он?.." А что я могу ответить?.. Я пожимаю плечами: "Нет, говорю я, это ты расскажи, кто он такой, этот Эрик-Шмерик, откуда мне знать..." Тут она сверкает глазками и говорит: "Так вот, если бы не этот, как ты его называешь, Эрик-Шмерик - твоей Ритуси, может быть, уже на свете бы не было!.." И рассказывает, как их пароход пристал к берегу, пассажиры затеяли купаться, они с Эстеркой тоже, но течение в этом месте сильное, ее подхватило и понесло прямо на пороги, но тут к ней бросился Эрик и спас, и когда они вернулись, весь берег, то есть пассажиры с их парохода, ему аплодировали, а ее поздравляли с тем, что она осталась живой, не утонула и не разбилась, оказывается, это самое опасное место на Рейне... Снова я глянул на этого Эрика, и уже другими глазами: что ж, неплохой парень, лицо красивое, мужественное, твердый подбородок, открытый, прямой взгляяд, и тело мускулистое, сильное, но без того, чтоб все мышцы напоказ, как у культуристов... И во всей фигуре, во всем облике - что-то прочное, надежное... "Ну, - говорю я, - спасибо тебе, Эрик, если так... Спасибо, что выручил из беды мою внучку... Напиши ему, что твой дедушка от души его благодарит... Вы ведь с ним наверное переписываетесь?" - "А тебе откуда это известно?.." - "Да уж известно, - говорю, - тут и догадки особой не требуется..." А она покраснела вдруг, Ритуся моя... Да, да, покраснела, сейчас это редкость, чтоб молодые люди краснели, скорее, это нам, старикам, свойственно... Только Рита, Ритуся моя - из тех, кто еще обладает этим атавистическим свойством... Так вот, она покраснела, смутилась, но тут же с вызовом, словно для того, чтобы преодолеть в себе это смущение, объявила, что они с Эстеркой и дома у него, у этого Эрика, побывали, в Кельне... Он тоже учится в университете, студент, сам родом из Кельна, здесь кончался маршрут их пароходного тура, он помог им с гостиницей, повел осмотреть Кельнский собор, а потом повез к себе домой, пообедать... И она, Риточка, показывает мне слайды с Кельнским собором... Кажется, ничего прекрасней и величественней человечество не создало, это как Бах, его хоралы и оратории, превращенные в камень... Так вот, демонстрирует она эти самые слайды, а между тем рассказывает, какой у него, у Эрика, дом, какой он огромный, как все в нем красиво, какое множество комнат, и в каждой - картины, статуи, старинная мебель, даже зимний сад с фонтаном и певчими птицами... Ну, представляете, как это все ошарашило девочку с нашего Брайтона?.. У него, у Эрика, родители - владельцы какого-то крупного бизнеса, связанного с производством компьютеров, а дом, который так потряс и оглушил Риточку, это их, так сказать, фамильное, родовое поместье... Ну вот, показал он девочкам дом, японских рыбок в бассейне, птичек, которые щебечут-заливаются почти что в небесах, под стеклянной крышей, и стал показывать семейный альбом, фотографии своих предков. И тут Ритуся... А точнее - не Ритуся, а Эстерка пальчиком ткнула в одну фотографию: "А это кто?..." - "А мой дедушка..." - А на снимке - офицер в полном эсэсовском облачении, с молниями на вороте, со свастикой на рукаве... Все, как положено. А фотография небольшая, можно среди других и не заметить. Эстерка встала с дивана, где они все сидели, и говорит: "Что-то у меня голова разболелась... Хочу к себе в номер, в гостиницу". Эрик ей какие-то капли, таблетки притащил, она - ни в какую: в гостиницу - и точка. И пока Эрик за лекарством бегал, она Риточке: "Ни минутки больше здесь не останусь! Уходим!.." "И правильно!.. - говорю я. - Мне твоя Эстерка нравится!.." "Ну, вот, - говорит Ритуся, - так я и знала!.." - "А что тут "знать", милая?.. В доме, где эсэсовцы..." - "Да он же давно умер!.. И причем здесь Эрик?.. Это ведь не он, а его дедушка такую форму носил!.." - "Постой, постой, - говорю я, - он что, умер своей смертью, к примеру, от заворота кишок, или его расстреляли или повесили как военного преступника?.." - "А это важно?.." - "Да, - говорю я, - важно... Важно, милая... И почему у него, у твоего Эрика, фотография эта хранится?.." - "Откуда ты взял, что у "моего"?.. И потом - ты кто, КГБ, чтобы задавать такие вопросы?.. Ты же мне сам рассказывал, как тебя там несколько раз допрашивали, а теперь - "как", "почему"... Ну точно как Эстерка!.." - "Как Эстерка?.."