Ночной позор - [57]

Я на Гоню тут же обиделся и заявил, что еще не известно, у кого какие мозги.

— Ладно. Придумал,— сказал шеф.— Сделаю тебя выдрой. У нас как раз в зоопарке новый выдрятник открылся. Поживешь, с товарищами познакомишься. И на счет этого дела, кстати, выдры тоже шустрые твари. Не успеешь оглянуться, как от потомства не будешь знать, куда хвост девать.

— А бобрятника случайно нету? — вспомнил я свою давнюю мечту.— Я бобром хочу быть! Построю плотину и затоплю город нахер!

— Вот! Точно! Бобром! — обрадовался Гоня и хлопнул в ладоши.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ В которой меня сперва не по-детски плющит, а потом все наконец разрешается

Я увлеченно грыз деревяхи, спаривался и сооружал потихоньку свою плотину. Чтоб вы знали, не такое простое это занятие, особенно в закрытом бассейне, где никакого течения.

Мне уже удалось провести среди народа агитработу, подготовить бобриное движение, направленное на захват соседнего ставка и порабощение глупых выдр. Ведь даже утконосу ясно, что историческая миссия выдрячьего племени состоит именно в служении нам, бобрам.

В этом можно легко убедиться, сделав соответствующие замеры выдриного черепа. Совершенно бесспорно, что выдра — существо низшей расы. Пресноводные млекопитающие давно ведут борьбу за мировое господство!

И это все, заметьте, за один день. А все дело в том, что для бобра время тянется куда медленнее нашего, поэтому он за меньший его отрезок успевает сделать гораздо больше.

Отсюда делаю смелый научный вывод: это только кажется, что кролики очень быстро делают свое кроличье дело. Для нас они, может, и потешно дрыгаются, но с точки зрения кролика все совершенно иначе. Не обходится без ухаживаний, грамотной прелюдии, совместных мечтаний о будущем потомстве (я хочу крольчат с белой шерсткой, а ты?), и все это ради технически выверенного, головокружительного, высшей пробы, горячего и сногсшибательного крольчачьего секса.

Вам только кажется, что они потерлись носиками. На самом деле между кролем и крольчихой разыгрывается роман, запутанностью, глубиной и искренностью отношений не уступающий тому, что вы пережили на прошлой неделе.

За те секунды, что кролики обнюхивают друг друга, они успевают не один раз сойтись, разойтись, договориться, обмануть друг друга и наконец сообразить, что они жить друг без друга не могут.

Эх вы, люди… Что вам до кроликов? Куда вам до них?

Действительность накатила на меня совершенно неожиданно. Я уже совершенно свыкся с бобрячьим обликом и даже начал подумывать о создании персональной подводной хатки, когда вдруг осознал себя совершенно голым посреди какого-то пруда.

Возвращение назад в человеческий облик из беспечальной звериной сущности породило в моей душе краткосрочную депрессию.

Гоня походил на грабителя. Он притаился под кустом и шепотом призывал меня.

— Прости, не вышло. Запрет поступил на превращения. В связи с ухудшившейся криминальной обстановкой. Я вот тебе одеться принес…

Тьфу. И вот я снова один, слаб и беззащитен.

— Никто иной как я тебя убью!

Ать! Напугал, дубина. Хотя, где-то я этот прикол уже слышал.

Прямо за моей спиной возник здоровенный джин с кавказским лицом и обвислым брюхом.

Все ясно, духа по моему следу пустили. Чтобы, значит, никак уже не выкрутился. Джинн — он еще хуже, чем терминатор, его даже в расплавленном металле не утопишь.

— Те че нада, фраер? — грубо спросил я.— Не видишь, люди вокруг бродят? Или будешь меня при всех мочить? Вы уже совсем зверье, беспредельщики, о конспирации позабыли?

Джинн потер подбородок и присел на бордюр со мной рядом.

— Не знаю, сказать по правде. Я, понимаешь, этот вопрос в школе мимо ушей пропустил. Я больше спортом увлекался и девками.

— Девки — это хорошо,— изрек я одну из вечных истин.

— Угу,— грустно согласился джинн и добавил,— я ведь, ты знаешь, вообще не убийца. Меня за неуспеваемость перевели с другого факультета. А я к убийствам душой не приспособлен.

— Да ну? — воодушевился я.— Что, совсем никого не можешь убить?

— Могу, конечно. Но, так сказать, через силу, без удовольствия.

— Так может, со мной, того?.. Не станем? — предложил я с надеждой.— Ну его в баню?

— Извини, друг, не могу. Слово дал. Не могу уронить честь и достоинство фирмы. Иначе папаша наследства лишит.

Что это все так в последнее время о своем престиже заботятся?

— За то,— повеселел джинн,— хочешь, я тебе по твоему выбору смерть устрою? На любой вкус! Самую экзотическую! Ну, хоть… Хоть…

— От старости, через девяносто лет!

— Нет. Время, понимаешь, ограничено. Должен я тебя до завтрашнего утра кокнуть.

Вот так так.

— Хочешь золота расплавленного напиться? — предложил джинн,— оно с виду на коньяк даже похоже! Так мало кто умирал. Или — героически кого-нибудь от бандитской пули закрыть? Такое тоже… В газете потом про тебя напишут, мол, умер как мужчина.

— Я жить хочу… Как умею. Хотя стой. Есть мысль! Есть. Слушай, если я тебя об одной штуке попрошу…

Джинн перенес меня в апартаменты Василь Сергеича.

— Ну чего там?

Выглядела Василий Сергеевич весьма недовольной. Видимо, от чего-то важного мы ее оторвали.

— Клиент привередничает. Может, выполним последнее желание? Просит свою смерть самостоятельно выбрать.