Ночной поезд в Мемфис - [92]

Кажется, он был прав насчет домашнего распорядка: мы никого не встретили. Прежде чем повернуть дверную ручку, Джон щелкнул каким-то рычажком и нажал кнопку — то и другое таилось в резном косяке. Значит, он не впервые пользуется гостеприимством Лэрри, подумала я. Джон был одной из самых удачливых ищеек в мире, но даже он не мог бы разведать столько полезных подробностей всего за два дня.

Однако в этот момент теория Джона рухнула. Полагаю, то, что Лэрри предусмотрительно оставил охрану у себя в кабинете, можно расценивать как своего рода комплимент в мой адрес. Или своего рода оскорбление, если посмотреть на дело с другой стороны. Значит, он верил, что я настолько безрассудна, чтобы вернуться? Что ж, он не ошибся. И если уж я искала доказательств его вины, то начинать, как выяснилось несколько минут спустя, нужно было отсюда.

Караульным оказался человек, которого я знала как Свита. Он ел свой ужин с подноса и, вероятно, поначалу решил, что вошел кто-то из своих, кто знал, как отключается сигнализация. Этот момент, сколь короток он ни был, спас нас. Уронив вилку, Свит потянулся к висевшей под мышкой кобуре, но ему не хватило резвости — Джон опередил его.

— Возьми у него пистолет, — велел он мне. — Зайди сзади. Держись от него подальше. Прошу прощения, что даю банальные советы.

Грозное выражение, которое Свит пытался придать своему лицу, ему явно не давалось. Немигающие, как у рептилии, глаза следили за мной по мере того, как я обходила его, стараясь держаться на расстоянии: я вовсе не мечтала о том, чтобы Свит до меня дотянулся, впрочем, предосторожность была излишней. Как только я достигла точки, которую Свит мог видеть, лишь повернув голову назад, Джон ударил его, не пистолетом, а левым кулаком.

— Не знала, что ты одинаково хорошо владеешь обеими руками, — сказала я, развязывая свой скаутский галстук и связывая им запястья Свита.

— А я и не владею. Гад проклятый! Как больно!

— Кончай жаловаться и помоги мне. Нужна какая-нибудь веревка.

— Прошу прощения, придется разоблачаться. — Расстегнув ремень, он вынул его из брюк и связал им щиколотки Свита.

— Нужен кляп. Где прелестный, чистый, белоснежный носовой платок, который всегда при себе у истинного джентльмена?

— Кляп не нужен. — Джон подошел к камину и начал шарить рукой по стенной панели рядом с ним. — Который час?

— Двадцать пять восьмого.

— Времени осталось не так уж много. Надеюсь, даст Бог, я не забыл... А, вот оно!

Он на что-то нажал, и панель сдвинулась в сторону. Внутри зажегся свет. Должно быть, он зажигался автоматически, когда открывалась дверь.

— Иди сюда, — сказал Джон, — захватим лишний груз.

— А Лэрри — романтик, не так ли? — заметила я, осматривая лестницу, открывшуюся за сдвинутой панелью. — Повсюду — потайные ходы.

— В таком романтизме есть здравый и полезный смысл. — Джон подтолкнул «Свита» носком туфли. Я вообще-то человек сердобольный, но даже не вздрогнула, услышав, как его голова громко стукается о каждую ступеньку.

В конце лестницы не было двери, ступеньки заканчивались прямо в большой комнате без окон.

Ничего удивительного, что виденная раньше коллекция Лэрри не произвела на меня особого впечатления. Настоящая коллекция была здесь — его собственная, личная коллекция, спрятанная от посторонних глаз, предназначенная только для него самого. Мягкий свет освещал комнату, пол покрывал ковер. Было прохладно: температура и влажность строго контролировались, чтобы поддерживать оптимальные условия хранения ценностей. Они покоились в футлярах с бархатной обивкой, расположенных вдоль стен. Футляры были открыты, чтобы он мог, когда пожелает, касаться своих сокровищ руками и ласкать их. Мой взгляд изумленно скользил от одного шедевра к другому, и я не верила своим глазам. Прелестная статуэтка Тетисери в Британском музее, конечно же, была подделкой, потому что оригинал — вот он. То же и с бюстом Нефертити — я уж не говорю о раскрашенном бюсте, хранящемся в Берлине, но и другой, даже более прекрасный, тот, что хранится в Каирском музее, был — наверняка был — подделкой.

Так ошиблась ли я в итоге относительно окончательных намерений Лэрри? Коллекция, которую мы видели перед собой, являлась величайшим собранием похищенных музейных ценностей за всю историю краж произведений искусства. Но выкрасть их из музеев и поместить в эту комнату было лишь половиной дела. Теперь Лэрри проводил заключительный этап операции — пытался вывезти сокровища из Египта. Упакованные вместе с домашней утварью и мебелью, они спокойно пройдут через таможню, ни у кого не вызвав подозрений. Вряд ли найдется невежа, который захочет проверить багаж великого филантропа, только что подарившего Египту многомиллионный институт. Но ограничивались ли этим планы Лэрри?

Нет. У меня оставались кое-какие дополнительные соображения, пусть неясные и пока неподтвержденные. Вовремя подоспевшая поломка на «Царице Нила», насильственная смерть только что назначенного директора Института спустя несколько часов после того, как он нашел в моем лице сочувствующего и любознательного собеседника, точный выбор времени для окончательного отъезда Лэрри из Египта, его странная одержимость... Коллекция, которую я созерцала, служила убедительным доказательством этой одержимости. Почти каждый предмет в комнате изображал какую-нибудь древнюю царицу или царевну либо принадлежал одной из них.