Ночной поезд - [2]

– Похоже на картинку из детской книжки, правда? – произнесла я. – Станция. Контейнеровозы. Военные корабли. Парусные яхты. Легковые автомобили. Грузовики. Под ней должен быть текст. – Я показала, где именно под станционной парковкой должно быть написано: «Сколько разных видов транспорта ты видишь?»

Он таращился на меня, а не на указанные мною предметы, поэтому я повернула к нему голову.

– Да, – отозвался он. – И вон те загребущие штуковины. – Он указал на оборудование в доках. – И громадные металлические штуки, которые поднимают вверх всякую всячину. Это золотое дно для книжек с картинками.

Я протянула руку и дотронулась до его предплечья. Волоски на его руке пружинистые и светлые. Даже этот невинный обмен репликами подвел нас слишком близко к теме, которой я старалась избегать, просто потому, что она себя исчерпала. Я сделала глоток чаю (оказавшегося вдвое крепче необходимого) и сменила предмет разговора, указав на дома вдали слева:

– И вон там. Сколько разных человеческих жизней отсюда видно? Тысячи домашних очагов. Все эти окна. Все, что происходит за ними. Держу пари, там куда больше интересных событий, чем можно себе представить.

Он, прищурившись, посмотрел на дома.

– Чем могу представить я или любой другой?

– Любой, – уточнила я, пожалуй, неестественно поспешно.

Сэм взял свою чашку с чаем в другую руку и обнял меня за плечи. Я крепко прижалась к нему. Он большой, как медведь, широкий, но не жирный. Это в нем мне всегда нравилось. Пусть мне претит быть женщиной, нуждающейся в заботе большого сильного мужчины, я все же наслаждаюсь его массивностью.

– Ты помнишь, что сегодня приезжает моя приятельница? – спросила я. – Та, с которой я познакомилась на пароме.

– О да. Ты говорила. Как ты сказала, ее зовут?

– Айрис.

– Ну да. Айрис.

Он этого не одобрял. Ему не нравилось, что кто-то еще входит в нашу жизнь. У нас, в общем-то, нет друзей. Я пригласила Айрис именно потому, что хочу это изменить.

– Но мы вроде бы в первый раз за долгое время решили расслабиться, – произнес он. В его голосе сквозила нервозность. – Ты ведь знаешь. Приятно отвлечься от постоянных серьезных разговоров. Мы построили планы, а судьба рассмеялась нам в лицо. – Я приготовилась выслушать тираду о том, что ничто не происходит без причины. – Ничто не происходит без причины, – продолжил Сэм. – И я думаю, все это случилось для того, чтобы сблизить нас, и еще потому, что, возможно, где-то там, в Китае, живет ребенок. Или в Гималаях, как ты всегда говоришь. Ребенок, который в нас нуждается. Вот что предначертано, я уверен.

– Ты только что превратил непринужденную беседу в серьезный разговор.

– О! Прости.

Я глубоко вздохнула:

– Ничего страшного.

Он произносил эту маленькую речь уже сотни раз и, вероятно, был прав. Возможно, бесплодие и все прочее обусловлено какой-нибудь необъяснимой причиной. Быть может, и есть некий ребенок на горном склоне в Непале, которому судьбой предназначено стать нашим. Но мы не в состоянии позволить себе сесть в самолет, чтобы отправиться туда и это выяснить. Даже «Виза», международная платежная система, которая ссужает деньгами всех подряд, отказывается субсидировать наши дальнейшие приключения.

Сэм прав: я всегда толкую о Гималаях. Я всегда стремилась туда поехать – снять домик на горном склоне и жить долгие месяцы на свежем бодрящем воздухе, гулять, смотреть и просто существовать. Я бы сделала это хоть завтра; но даже тогда, когда у нас денег было больше, чем мы успевали тратить, я так туда и не поехала, потому что моему мужу это пришлось бы не по вкусу. Он всегда отговаривал меня в пользу того, что он называл «приличным отпуском».

Возможно, мой малыш и в самом деле ждет меня там, но я не могу попасть к нему. Мысль об этом приводит меня в ярость.

– Я люблю тебя, – проронил Сэм. – Пусть у нас нет денег и никакой ребенок нам не светит, но я тебя люблю.

– Я тоже тебя люблю, – поспешно заверила его я.

– Лара.

Мы прижались друг к другу, чувствуя солнце на наших голых руках и на макушках, и продолжили глазеть на открывающийся перед нами вид и пить свой чай. Больше говорить было не о чем.

Мне хотелось пронзительно кричать, и порой я это делала. Время от времени я кричала изо всех сил, но только не тогда, когда Сэм дома. Когда он где-нибудь поблизости, я загоняю тревогу глубоко внутрь. Я не могла сказать ему что-либо даже близкое к правде, и потому, полагаю, он видит наш брак совсем не таким, какой он на самом деле. Сэм думает, что мы крепко любим друг друга, что мы побиты жизнью, но оптимистичны, готовы отправиться в новое путешествие – пусть непредвиденное, но от этого его цель становится лишь чудеснее. Муж уверен, что мы всегда будем вместе, здесь, в Корнуолле, за сотни миль от двух наших трудных семей. Он считает, что мы единое целое.

Я же предпочла бы развестись. Но сказать об этом никак нельзя. Втайне я радовалась, что нам не удалось родить ребенка. Вот только сердце моего мужа разбилось бы, услышь он об этом. В нашей совместной жизни не произошло ничего особенного: никто из нас не совершил супружеской измены, муж меня ни разу ничем не обидел, пусть он и невероятно раздражает меня своей угодливостью. Я догадывалась, что выхожу не за того человека, так что сама виновата и теперь нахожусь в тупике.