Ночной поезд - [104]

При мысли о том, что Леон будет держать ее спрятанной, полностью подчиненной своей власти, меня затошнило, а затем вырвало в воду, подступавшую к моей шее. Это было отвратительно: подхваченная несколькими потоками рвота плавала вокруг меня, пока ее не заметили рыбы, и уже через минуту они собрались вокруг, даже довольно большие, наслаждаясь плавающим содержимым моего желудка. Я увидела отверстие в деревянной стене, которое они использовали как дверь, и попробовала потолкаться в затопленные водой стены. Лачуга была в плохом состоянии. Она могла подгнить, и, возможно, мне удастся пробить в ней дыру.

Так и вышло. Я проделала в ней маленькое отверстие. Я изогнулась, причем моя голова находилась лишь чуть выше поверхности воды, и расширила дыру руками. Я вытащила целый кусок. Но это не помогло, потому что я была привязана к прочному брусу и он явно не собирался ломаться. В любом случае рано или поздно я умру от жажды. Жара была такой удушающей, что было почти нечем дышать.

Я снова попыталась закричать. Я уже пробовала раньше, но это ни к чему не привело, и тогда я решила поберечь силы для разрывания пут. Это тоже не сработало. Теперь я снова заорала.

– Помогите! – вопила я. – Помогите!

Если мне предстояло умереть, я хотела, чтобы ко мне пришел Лори и помог. Он знал, каково это – чувствовать, как жизненная сила покидает твое тело. Он прошел через это, хотя и по-другому, и я нуждалась в нем. Я выкрикивала его имя, повторяла снова и снова. Но Лори не приходил. Я попрощалась с ним в Бангкоке и знала, что его появления в виде призрака закончились.

Однако я все равно надрывалась:

– Лори! Помоги мне! Помоги мне! Приди и спаси меня!

Я силилась уверовать в жизнь после смерти. Я говорила себе, что когда вода, подступающая к моему рту, достигнет носа, я пройду по длинному туннелю к свету, и там, в конце туннеля, окажется Лори, и мои дедушка с бабушкой, и мои старые умершие животные, хомячки, кошки и три кролика; они примутся бегать, скакать и резвиться у моих ног, и все станет чудесно и волшебно, и это будет длиться вечно.

Но, как отчаянно ни пыталась, я не могла заставить себя поверить ни во что, кроме полного уничтожения. Я просто буду навсегда стерта с лица земли.

Теплая вода наполнила мой рот. Я не могла ее выплюнуть, поэтому проглотила. На какую-то ужасную секунду я подумала, что меня сейчас снова стошнит. Некоторое время я размышляла, как это может получиться. Может ли тебя вырвать в воду, если ты не имеешь возможности глотнуть воздуха? Это будет неприятно, и я напрягла всю силу воли, чтобы подавить порыв. Я больше не могла кричать. Если я закину голову назад, то сумею вдыхать чуть-чуть дольше.

Потом вода начала подступать маленькими волнами, танцуя и наполняя мой нос, отступая и вновь наступая. Это действовало на нервы. Я хотела поддаться ей прямо сейчас, но какой-то инстинкт, заставляющий цепляться за жизнь, побуждал меня держать голову закинутой назад, чтобы ноздри были над водой как можно дольше.

Затем вода стала лизать мой нос. Я постаралась набрать в легкие побольше воздуха. И как раз в тот момент, когда я определенно сделала свой последний вдох, мне показалась, что где-то вдалеке послышался звук мотора, а затем – голос, а после мотор загудел громче и громче.

Глава 32

Лара

Леон пичкал меня транквилизаторами: как только я это вычислила, все обрело смысл. День назад я могла сосредоточиться и кое-как поддерживать разговор. Сейчас, чтобы пошевелить рукой или ногой, требовалось концентрированное усилие, волевое фокусирование умственных ресурсов. Говорить – это уже целый триумф, особенно если слова должны звучать мало-мальски отчетливо. Я могла лишь спать или просто валяться. Я предпочитала спать: по крайней мере сознание заблокировано. Не знаю, что это за транквилизаторы, но они не давали мне мыслить. Они удерживали меня здесь, превращая почти в добровольную пленницу. Все мое существование наполнилось ленью, и я поселилась внутри розового свечения, где не о чем беспокоиться.

Гай мертв, но это ничего, потому что все мы там будем, и не имеет значения, произойдет это сейчас или через тридцать лет. Для Вселенной это одно и то же. Айрис тоже мертва. Это тоже не страшно. Что бы он со мной ни делал, это не имеет значения, потому что он Леон, мой крестный, и мне будет с ним хорошо.

Он купил мне красивую одежду и расчесывал мои волосы. Он заставлял меня наносить макияж, что я проделывала тщательно и твердой рукой. Я ела и пила то, что он ставил передо мной, зная, что он лучше разбирается в том, что для меня хорошо, ведь он заботился о моем физическом и психическом здоровье и о моей внешности.

Насколько я помнила, он меня не касался. Я была рада, потому что одна только мысль об этом вызывала ужас. Однако это означало, что у него все распланировано и ему некуда спешить. Ожидай Леон появления полиции, он бы на меня набросился. Он мог бы сейчас сделать со мной все что угодно – мы оба это знали, – и тот факт, что он выжидает, держа меня в состоянии постоянного страха, едва ли не хуже альтернативного варианта.

Только когда воздействие наркотика ослабевало, биение моего сердца учащалось, ум неожиданно обострялся и в душу снова устремлялся ужас. Сейчас я старалась не показать ему, что мои силы возвращаются, и начала отчаянно планировать. Мне нужно найти свой телефон и позвать на помощь. Или же его телефон: любой сойдет. Я могла бы позвонить домой родителям, чтобы они подняли тревогу.