Ночной кошмар с Николаем Сванидзе - [43]

— В то время я собирался работать только в Историко-архивном институте. Мне нравилось преподавать. Да и устал я разрываться между тремя работами. Поэтому, когда меня позвали на ТВ, я, честно говоря, растерялся. Я всегда переживаю, когда не выполняю свои обещания. А в тот момент я уже пообещал маминой подруге, что полностью перейду в институт. Немного помучившись, набрался смелости, пришел и объяснил, что мне предложили другую* работу, другую ответственность и другие деньги. Наталья Басовская меня поняла.

— Вы ушли из-за зарплаты?

— Зарплата сыграла не последнюю роль. Тогда на трех работах я получал 250 рублей, а тут на одной мне предложили 500 рублей.

У этих плачущих по поводу неисполнения своих нравственных обязательств господ зарплата всегда играет «не последнюю роль», и они вовек не поверят, что для других «не последняя роль» зарплаты — не фактор.

— Вы сразу согласились на предложение Добродеева и Киселева?

— Нет, я взял месяц на размышление.

— С родственниками советовались?

— Только с женой. Она посоветовала идти не раздумывая. Я же сомневался.

Если не брешете, бывало и такое — Сванидзе в здравом уме. j

— Какую роль в вашей жизни играет самообразование? Есть ли что-нибудь такое, чем вам хотелось бы овладеть?

— У меня до сих пор так называемый комплекс Василия Ивановича Чапаева. Помните, Петька его спросил: «Василий Иванович, а в мировом масштабе могли бы командовать?» — «Да. Только языков не знаю», — ответил Чапаев. Конечно, языки я знаю лучше Василия Ивановича, но хуже, чем хотелось бы. По-английски читаю и объясняюсь без труда, но не могу сказать, что знаю язык в совершенстве. Политические тексты понимаю и по-французски, и по-испански. Испанский я учил в институте, и сегодня очень себя корю, что так и не выучил этот безумно красивый и безумно легкий язык. Мне очень хочется выучить несколько иностранных языков, но уже на это нет ни времени, ни сил.

Лавры Чапаева не дают покоя многим. Правда, некоторые, путают Василий Ивановичей в принципе — ну раз Чапаев, там и Шандыбин. В этой связи, историку Сванидзе хотелось бы порекомендовать: почитайте побольше о Вами презираемых красных командирах. И в частности, о Василии Ивановиче Чапаеве, предпочитавшем маневренное передвижение не на кобыле, а на бронепоезде. Чапая, чье место рождения оспаривают семь городов, а это уже не шутка. Которого, к слову, как черт ладана, боялся сам нарком Троцкий, ибо Василий Иванович был, без прикрас, великий полководец, сравняться с которым безнадежно мечтали, без преувеличения, все офицеры Белой, а впоследствии и Красной, типа Якира, Уборевича, Тухачевского. Но Чапай остался Чапаем. Наконец, даже не шибко учтивый Пелевин насчет Чапаева проявил куда больший такт, а, следственно, и честность, нежели наш магистр Сванидзе.

— Еще я жалею, что не умею играть на музыкальных инструментах. Для себя. Зарабатывать на этом деньги я бы не стал. На мой взгляд, нельзя быть средним музыкантом, надо быть только блестящим. Просто иногда хочется сесть за пианино и что-то поиграть. Сын и невестка умеют, а я нет. Сегодня самое главное самообразование для меня работа над историческим проектом. Постоянно читаю мемуары, исторические книги. С одной стороны, это моя работа, а с другой — расширяю свой кругозор.

Батюшки, в первых же строках звучит нормальное человеческое признание и стремление! Но далее человек не сдерживается — обозначает свое, без малого, карамзинское поприще. И при этом забывает, сколько масон Карамзин работал над своими все-таки русскими томами, и сколько масон Сванидзе — над своими сериями.

— Если бы можно было сделать свой выбор заново, то вы бы пошли на факультет журналистики или исторический?

— На историческом факультете получают самое лучшее гуманитарное образование. При всем уважении к журфаку МГУ, он по уровню общего гуманитарного образования стоит на порядок ниже. К тому же журналист не может стать историком, а историк может стать журналистом. И этому уйма примеров. Для того чтобы стать журналистом, надо научиться писать и говорить. И для этого необязательно заканчивать журфак. Способности к этому либо есть, либо их нет.

Это, кстати, мысль. С учетом, что журналистом могут стать практически все, у кого в ладу слово со слогом. Примеров, думается, не надо. Карлыч явно загнался. Журпер — это журналистское перо, Пержур — уже сложнее, а Журфак? Последнее троебуквие — весьма многоговорящее в нашей ситуации после всего вашего журчания с экрана.

— Среди ваших друзей есть преподаватели? Насколько, на ваш взгляд, данная профессия престижна?

— Многие мои друзья были преподавателями. Но из-за маленькой зарплаты все они сменили свою специальность. Кто-то стал журналистом, а кто-то дипломатом. Меня очень волнует то, что преподавание стало делом непрестижным. Это плохо и для страны, и для всех нас.

Да после того, что ты сделал со страной, что ты сделал для того, чтобы страны не стало, отсохни твой язык после такого лицемерия. А вообще, угоразди Сванидзе родиться, жить и работать более полвека назад, трудно бы и придумать более сервильного, пригнутого перед той властью журналиста. В самом деле, свергая олимпы и монбланы прошлых эпох, с гарантированной безопасностью за свою припоздалую лихость, Карлыч остается просто-таки смиренно прогнут перед верховными властителями теперешней эпохи, не важно, кто есть сей сын — сын Николая или сын Владимира.