Ночной дозор - [27]

Дункан смолк, обомлев от того, что проговорился. Фрейзер ничего не заметил, но уцепился за последние слова:

– А, это твой дядя. Да, на фабрике миссис Александер его поминала. Сказала, какой ты замечательный племянник, или что-то в этом роде. – Он улыбнулся. – Значит, все-таки родня не так уж плоха, как ты обрисовал... Я бы хотел познакомиться с твоим дядей, Пирс. С Вив тоже. И на жилье твое взглянуть. Можно как-нибудь прийти в гости? Ведь мы... Ничто не мешает нам вновь стать друзьями, правда? Раз уж мы так законтачили.

Дункан лишь кивнул, боясь, что голос его выдаст. Он допил пиво и отвернулся, представив, каким станет лицо Фрейзера, если вдруг он заявится и увидит мистера Манди.

Дункан вновь стал копаться в береговом мусоре. Вскоре какая-то штуковина привлекла внимание, и он ее выковырнул. Ага, так он и думал: обломок старой глиняной трубки – черенок и кусок чашки. Дункан показал находку Фрейзеру и огрызком проволоки стал счищать с нее грязь. Отчасти для смены темы он сказал:

– Может, лет триста назад здесь сидел человек и курил, как ты сейчас. Забавно, да?

– Считаешь? – улыбнулся Фрейзер.

Дункан разглядывал трубку.

– Интересно, как его звали? Разве не обидно, что мы никогда этого не узнаем? Я вот думаю, где он жил, какой был. Ведь знать не знал, что какие-то люди в тысяча девятьсот сорок седьмом году найдут его трубку.

– Может, это его счастье, что он и вообразить не мог тысяча девятьсот сорок седьмой год?

– Вдруг через триста лет кто-нибудь найдет твою трубку?

– Никаких шансов! – сказал Фрейзер. – Ставлю тысячу фунтов против пенса, что к тому времени моя трубочка, как и все остальное, превратится в золу. – Он допил пиво и встал.

– Ты куда?

– Возьму еще пивка.

– Теперь моя очередь.

– Какая разница. Я почти весь кувшин выдул. К тому же мне надо в уборную.

– Пойти с тобой?

– В уборную?

– В бар!

Фрейзер рассмеялся:

– Не надо. Сиди здесь. А то место займут. Я быстро.

Верно, народу в бар набилось еще больше. Люди с выпивкой выходили на улицу, устраивались на берегу, как Фрейзер с Дунканом. Небольшая компания мужчин и женщин расположилась на кромке парапета прямо над ними. Дункан и не знал, что они там. Неприятно кольнула мысль, что они его видели и могли слышать все, что он говорил...

Дункан спрятал в карман обломок трубки и уставился на реку. Начинался прилив, вода сама собой по-змеиному шевелилась. Компания мальчишек, что барахтались в иле, сидела у самой воды, но теперь, подгоняемая приливом, перебиралась выше по берегу. Ребята казались еще юнее. Они ухмылялись, но дрожали, точно собаки. Ковыляя, они морщились еще сильнее, и Дункан представил, как острые камушки и ракушки врезаются в их размякшие от воды ноги. Пацаны поднимались по лестнице, и он заставил себя отвернуться, с внезапным страхом увидев кровь на белой ступне одного мальчишки.

Дункан опустил голову и стал ковыряться в земле. Нашел расческу со сломанными зубьями. Откопал осколок фарфоровой чашки с изящной ручкой.

Затем, сам не зная почему – возможно, кто-то произнес его имя, и оно отыскало прогал в шуме голосов, смехе и плеске воды, чтобы достичь его ушей, – он вновь посмотрел на террасу и встретился взглядом с лысым человеком, который в компании женщины сидел за столиком. Дункан тотчас его узнал. Этот человек жил в Стритеме по соседству с улицей, на которой он вырос. Но сейчас, вместо того чтобы кивнуть, улыбнуться или махнуть рукой, лысый что-то сказал своей спутнице, наверное, что-нибудь вроде «Точно, это он», и оба уставились на Дункана с невероятной смесью злорадства, жадного любопытства и равнодушия.

Дункан поспешно отвернулся. Когда он снова оглянулся, пара все еще смотрела; Дункан сменил позу: повертел головой, повозил ногами, оперся на другую руку. Но гадкое ощущение, что его разглядывают, обсуждают, оценивают и не одобряют, не покидало. Он представил, что говорят лысый и его подруга: «Гляньте на него. Как с гуся вода. Считает, он как все». Дункан постарался взглянуть на себя их глазами, и сейчас, когда рядом не было Фрейзера, предстал какой-то нелепой диковиной или обманщиком. Он украдкой обернулся: так и есть – смотрят, прихлебывают выпивку, затягиваются сигаретами и поглядывают на него с пустым, но задиристым выражением людей, собравшихся вечерком прошвырнуться в кино... Дункан закрыл глаза. Наверху кто-то сипло заржал. Казалось, что смеяться могут только над ним, что все посетители пивной, расположившиеся на воздухе, подталкивают друг друга, кивают, ухмыляются и по цепочке передают весть: здесь Пирс, тот самый Дункан Пирс попивает на берегу пивко, словно имеет на то полное право, как всякий другой!

Ну где же Фрейзер? Сколько уже, как он ушел? Бог его знает. Кажется – вечность. Наверное, разговорился с каким-нибудь мужиком. Или флиртует с барменшей. А вдруг Фрейзер почему-либо вообще не вернется? Как же домой добраться? Дорогу-то он не запомнил. Дункан попробовал сосредоточиться, но в голове путалось; ему будто завязали глаза, подняли, и он чувствовал, как мягкая земля осыпается из-под ног... Теперь он и вправду запаниковал. Дункан открыл глаза и посмотрел на руки; один врач говорил: если вы испуганы, смотрите на собственные руки, это поможет успокоиться. Но Дункан так зажался, что собственные руки показались чужими. Все тело было странным и не своим: он вдруг ощутил сердце, легкие; возникла мысль: если хоть на миг от них отвлечься, они откажут. Он зажмурился, обливаясь потом и задыхаясь от бремени глотать воздух, гнать по венам кровь и сдерживать мышцы, чтобы руки-ноги не забились в судорогах.