Ночное солнце - [56]

— А десантники, они тоже это дело изучают, как ножи метать, и всякое другое? Да? — спросил Суслик. Он был дотошный.

— Ну что ты сравниваешь! Это же солдат готовят. Они должны знать приемы штыкового боя, рукопашного, как снимать часовых, брать «языков». Это на случай войны.

— Вот во время войны наши разведчики фашистов — будь здоров — брали! Я в кино видел…

— Так, говорю, это другое дело, — горячился Петр, — уж про разведчиков ты у меня спроси! То же война была. Фашисту бы и я руку ломал, совестью не мучился. И голову свернул. Уж тут я б не нежничал. Но ведь это же фашисты!

— Бывают и люди хуже фашистов, — заметил Пеунов.

— Эх, мало ли что бывает! — вскочил на ноги Суслик. — Пеун, Композитор! Быстро! Жрать охота, сил нет. Сейчас наемся, как удав, и тебя, Композитор, на лопатки раз, раз — и уложу. Действуйте!

Они вытащили из лодки мешок, расстелили на песке припасенную клеенку, разложили бутерброды с колбасой и сыром, булки, консервы, помидоры и огурцы. Они привезли лимонад, чай в термосе, конфеты, яблоки.

— Ну, ребята, навались! — воскликнул Суслик и первый схватился за бутерброд.

Вот тогда они и услышали тот отчаянный крик. Все трое вскочили, прислушались. Крик повторился. Как были босиком, в одних плавках, они бросились по крутой тропинке вверх, к лесу.

Слегка запыхавшись, выбежали к соснам и опять прислушались. Крик раздался снова. Это был уже не крик, а отчаянный вопль, внезапно захлебнувшийся на высокой ноте. Кричала женщина. Где-то недалеко. До них донеслись приглушенные расстоянием неясные мужские голоса, опять женский стон, но уже тише, какая-то возня, звуки ударов…

Продираясь через мелкий кустарник, царапая незащищенные тела, они торопились на шум. Пробежав несколько десятков метров, Петр и его товарищи остановились, потрясенные открывшимся перед ними зрелищем.

На глухой, замкнутой со всех сторон полянке насиловали девушку.

Двое парней держали, а третий навалился на нее. Они сорвали с нее одежду, тонкие голые ноги и руки беспомощно и отчаянно дергались в грубых сильных руках. Девушка извивалась, изгибалась, пытаясь сбросить лежавшего на ней полураздетого парня. Она то и дело широко открывала рот, набирала воздуха, пытаясь крикнуть. Но в тот же момент парень ударял ее по лицу, и крик застревал в горле. При этом он грязно ругался, сплевывал в сторону. А в нескольких шагах еще двое держали, вывернув руки, тщедушного паренька. Паренек вытаращенными от ужаса глазами смотрел, как насиловали его девушку, всхлипывал, что-то невнятно бормотал. Лицо его было разбито, все в крови.

Нелепо и трогательно выглядела расстеленная рядом белая скатерть, на которой в чистых тарелочках высились аккуратно нарезанные помидоры, хлеб, другая снедь.

Они, наверное, приплыли, этот паренек со своей девушкой, на той лодке, что осталась внизу, нашли здесь укромное местечко и собирались провести вдвоем воскресный день. Они, наверное, мечтали об этом дне, предвкушали свое уединение, и завтрак, и купание, и лесную тишину…

И вот что их ожидало…

Парни были здоровые, пьяные, со зверскими лицами. А может, так только показалось Петру. Парней было пятеро, а их трое, тот, избитый, в счет не шел. Но Петр не стал раздумывать ни секунды. Он бросился вперед.

Ударом ноги отбросил одного из державших девушку, ударом кулака — второго. Лежавший на ней парень откатился в сторону и осел на землю, пытаясь натянуть штаны. Этим воспользовался Суслик и, схватив валявшийся на траве сук, изо всей силы ударил парня по голове. Сук оказался трухлявый, он рассыпался на голове у парня, и тот на мгновение застыл в нелепой позе, ошалело глядя по сторонам.

Пеунов бросился к тем, кто держал тщедушного паренька. Но, отбросив свою жертву, они сами накинулись на Пеунова.

А тем временем, придя в себя, отброшенные Петром насильники напали на него. Первого он перекинул через себя, второго взял на прием. Парень взвыл от боли в железном захвате.

И вот тут Петр оказался перед дилеммой, с которой не предполагал когда-нибудь столкнуться в жизни.

Он был прикован к парню, которого держал. Тем временем второй, которого он только что перебросил через себя, и тот, первый, наконец-то очухавшийся и доставший из кармана перочинный нож, уже приближались к нему. Понимал Петр и то, что Пеунов не справится со своими противниками и они через минуту-другую могут просто убить его.

Как быть?

Тогда Петр, не без усилия над собой, сделал то, против чего восставали весь его спортивный характер, все его воспитание, все, к чему он был свято приучен.

Он сильно нажал против сгиба руки, хрустнул сустав, и с нечеловеческим воем парень, которого он держал, покатился в траву. Потеряв сознание от боли, он затих и не шевелился.

Не медля ни секунды, Петр прыгнул к тому, что держал перочинный нож, отвел удар и, завернув парню руку с ножом за спину, резко поднял ее вверх. Воздух огласил еще более пронзительный вопль. А Петр… Петр с удивлением поймал себя на том, что на этот раз, ломая нападавшему руку, сделал это с какой-то яростной радостью.

Все это заняло секунды. Когда он оглянулся, ища третьего, то услышал лишь удалявшийся топот.