Ночное солнце - [46]

— Дальше, дальше! — торопил замполит.

— Попросил, чтоб я отстегнул ему, я хотел лейтенанту… а он говорит: «Молчи, а то попадет мне». Я ж не знал… Я думал…

— Ты отстегнул?

— Да, — шепотом произнес Долин.

— Эх ты! — Лейтенант даже застонал. — Что же ты наделал, Долин, что наделал?!

Но замполит мгновенно взял себя в руки, начал задавать Долину быстрые, точные вопросы:

— Вы сидели рядом? Он перед тобой прыгал?

Через несколько минут замполит и командир роты уже докладывали капитану Кучеренко:

— Товарищ капитан, мы тут подсчитали, взяли точное время выброски, расстояние, высоту — это все известно. Он, видимо, хотел прыгнуть затяжным. Значит, должен был приземлиться где-то в этом квадрате. А вот если что-нибудь не так: раньше раскрыл, например, то в квадрате… Конечно, это догадки, но надо вертолетчикам сообщить.

Вскоре в эфир понеслось: «Борт вертолета № 22, борт вертолета № 22 (позывных радист капитана Кучеренко не знал). Я — „Звук-15“, я — „Звук-15“. Сообщаю информацию…»

Пилот вертолета был опытный наблюдатель. Не прошло и пятнадцати минут, как он обнаружил почти скрытое в кустарнике на краю болота, окружавшего в этом месте лесистый холм, неподвижное тело. А еще через полчаса солдаты уже спускались на землю по раскачивавшейся на ветру веревочной лестнице с зависшего на малой высоте вертолета.

Золотцев был без сознания. Солдаты бережно переложили его в специальную люльку, осторожно подтянули в кабину вертолета. И пока летели к аэродрому, находившийся в вертолете врач осматривал Золотцева. Он мрачно и недоуменно качал головой.

У Золотцева нашли открытый перелом обеих ног. И то, что с подобным ранением он сумел проползти такое большое расстояние (вертолетчики точно установили и место падения, и весь путь Золотцева), вообще выжить, казалось врачу чудом.

Золотцева доставили на аэродром, и ожидавшая его там санитарная машина, включив сирену, помчалась в городскую больницу.

Капитан Кучеренко коротко доложил обо всем подполковнику Круглову, подполковник Круглов — начальнику штаба Воронцову, оставшемуся за комдива.

— Ну, что с ним теперь делать? — сокрушенно сказал начальник политотдела полковник Логинов, когда Воронцов передал ему сообщение Круглова.

— С кем, с Золотцевым? — не понял Воронцов.

— Да нет, — устало махнул рукою Логинов, — с Золотцевым все ясно. А вот с Долиным этим.

— Как что? — удивился начальник штаба. — Вернемся и отправим его на гауптвахту.

— Эх, Алексей Лукич, на гауптвахту легче всего. На гауптвахту он сам побежит с радостью, лишь бы грех искупить. А вот как сделать, чтоб дошло до него все это. И не только до него, но и до всей роты, всего полка. В армии любое наказание — воспитательная мера. Это и гусю ясно. А что ж за воспитательная мера, которая только самого провинившегося и воспитывает! Грош ей цена. Нет, брат, в армии на каждой самой малой мелочи надо учить людей. — И, помолчав, добавил: — И самому учиться. Хоть ты лейтенант, хоть полковник, хоть генерал…

— Да что вы мне, товарищ полковник, популярную лекцию о воспитании читаете? Я, как вы изволили только что констатировать, полковник и науку сию с юных лет изучаю.

— Изучил?

— Смею надеяться, не хуже вас.

— Значит, хреново изучил, — жестко сказал Логинов, — потому что после случая с Золотцевым я себе двойку выставляю.

— Да вы-то тут при чем? Тысячи людей в дивизии. Среди них наверняка найдутся и лихачи, и нерадивые, и просто не очень способные. Что ж, вы всех знать должны, за всех отвечать? А вашим замполитам тогда что делать?

— Каждого знать, конечно, не могу, — Логинов задумчиво смотрел на потухшую сигарету, которую уже добрых десять минут бесцельно держал в руке, — этого не могу. Но я обязан знать, обязан быть уверенным, что каждый заместитель командира полка по политчасти знает, что каждый его замполит роты знает каждого своего солдата. Вот это я обязан обеспечить. За это я отвечаю.

— Мудрено говорите, товарищ полковник, — начальнику штаба надоел этот разговор, у него были другие дела, — не сразу и поймешь…

— Да чего тут понимать, это и гусю ясно, — махнул рукой Логинов. — А Золотцева, кстати, я лично знаю. Хороший гвардеец, дай бог, побольше таких. Не нахвалятся командиры. Отчаянный парень, сам черт ему не брат, везде первым хочет быть. И между прочим, имеет на это основания.

— Вот он первым на земле и оказался, — без улыбки заметил Воронцов. — Что ж такой образцовый солдат дисциплину нарушает, почему вы его к порядку не приучили?

— О том и речь, Воронцов, о том и речь. За это и казню себя. Цены нет таким бойцам на войне. Там дисциплина нужна еще больше, чем сейчас. Да ладно, а как с этим Долиным быть? Надо будет с комдивом посоветоваться.

— Этого еще не хватало, — недовольно проворчал начальник штаба. — Не забивайте ему голову всякой ерундой. Смею предположить, у командира соединения есть дела поважнее.

— Нет, Алексей Лукич, дел важнее, чем забота о человеке. Особенно в армии. Каждом человеке. В отдельности.

Начальник политотдела тяжело встал и вышел из блиндажа.

А тем временем генерал Чайковский мчался на своей БМД в расположение подполковника Круглова. Но думал он сейчас не о Круглове, а о своих заместителях. Хотя в армии, как известно, полное единоначалие, однако характер взаимоотношений между командиром и его ближайшими заместителями существенно влияет на положение и в роте, и в полку, и в дивизии. Истина, вряд ли требующая доказательства.