Ночное солнце - [2]

- Вера, как ты думаешь, ужинать не пора ли? - громко поинтересовался рыжеволосый мужчина, отводя взгляд от окна. - Давай-ка, что там у тебя есть?..

- Все есть... Сию минуту! - радостно засуетилась Вера. - Вот курочка... колбаса... А где же сыр?..

Гюльназ невольно пригляделась к загорелому, круглому лицу женщины, к выражению ее глаз. Сдается, эта Вера не так уж болтлива, как показалось вначале, да, кажется, и вовсе не стремится оказаться в центре внимания мужа, похоже, она просто его любит и готова ему услужить, да к тому же еще простая и симпатичная.

- Женя, хочешь, я и эту бутылку открою?

Брови Жени как-то странно сошлись:

- Ты еще спрашиваешь... Разве я засну?

Вера вдруг, склонив голову набок, так ласково улыбнулась, что Гюльназ подумала: "Что же такого он ей сказал?"

- А знаешь, как будет хорошо... Если ты и вовсе не будешь спать. И я до утра глаз не сомкну... Разве в такую прекрасную ночь можно спать?

- А раз так - открывай бутылку... Давайте выпьем за эту прекрасную ночь! - С этими словами Женя как-то смущенно взглянул сначала на старика, потом на Гюльназ. - Извините... в купе не положено, кажется, а я, по правде говоря, даже слов не подберу... Извините, ради бога... Присаживайтесь поближе, поужинаем вместе...

- Спасибо, мне не хочется есть, - ласково проговорил старик. Гюльназ почувствовала: настала ее очередь поблагодарить этих людей. Но она не могла выдавить из себя хотя бы слово, эту способность она утратила в момент, когда вздрогнула от паровозного свистка.

- Дочка... - Как бы впервые разглядев Гюльназ, Вера хотела было обдать ее холодной вежливостью, но, заглянув в печальные глаза девушки, спокойно, съежившись, сидевшей рядом, и увидев устремленный на нее смущенный взгляд, растерялась. Эта пара глаз будто заворожила ее, она и не заметила, когда это произошло. - Что за прекрасное существо, Женя? Сидит рядом, а я и не оборачиваюсь. Ты только взгляни на ее косы...

Гюльназ смутилась: этот Женя и седоволосый старик с восхищением уставились на нее. Еще подумают: откуда взялась эта бестолковая молчунья?

- Я к тебе обращаюсь, дочка, а ну-ка взгляни на меня. Что такая невеселая? Может, у тебя горе какое? - Она положила руку на ее плечо и с сочувствием повернула к себе. - Неужто ты меня не понимаешь? Да умеешь ли ты говорить по-русски, дочка?

- Да, - сказала Гюльназ, слегка кивнув.

Вера, ободренная этим ответом, притянула ее к себе.

- Не смущайся, дочка... Садись с нами, поужинаем...

- Нет, я не хочу, тетя...

И опять что-то случилось с Верой - она неожиданно обняла Гюльназ и поцеловала.

- Женя, послушай, как мило она говорит... Дочка, да откуда ты? Куда и к кому едешь?

- Я из Азербайджана...

Вера, кажется, ее не поняла. Обаяние этой незнакомой девушки, казалось, крылось в странном ее выговоре, в открытой простоте и наивности. Только глаза не сочетались с этой простотой, их блеск зачаровывал.

Как бы желая разгадать эту загадку, Вера вопросительно посмотрела на мужа, потом на седовласого старика.

- Азербайджан. Значит, ты из Баку, - заключил старик.

- Значит, ты с Кавказа? - вступил в беседу Женя, но по его неуверенному тону чувствовалось, что он и сам сомневается в сказанном. - Я в молодости был на Кавказе... В Пятигорске.

- Нет, - поправил его старик, - Пятигорск - это на Северном Кавказе, а Баку - по другую сторону Кавказского хребта, на берегу Каспия.

- Наше село Чеменли - как раз у подножия Кавказских гор, - мягко пояснила Гюльназ. - В окна видны горы.

Старик все с той же улыбкой заключил:

- Представь, что и мы, глядя на тебя, видим те горы. На твоем лице будто остался след горного солнца. - Теперь он ласково взглянул на Веру, как бы ища поддержки. - Я верно говорю?

- Конечно, верно, - поддержала его Вера. - Очень даже верно, простите, я не знаю вашего имени...

- Зуберман... Герман Степанович.

- Тогда... давайте знакомиться. - С этими словами Женя протянул руку и громко представился: - Евгений Петрович Лисицын... муж Веры Ивановны Лисицыной.

- Нечего меня подначивать, - Вера обернулась к Гюльназ: - А как тебя зовут, дочка?

- Гюльназ... Абасова Гюльназ Алмардан гызы.

- Я не разобрала, повтори-ка еще раз.

На помощь Гюльназ пришел зеленоглазый старик.

- Гюльназ... В переводе на русский значит - Гюля, верно, дочка? Гюля Алмардановна?

Гюльназ незаметно для себя постепенно привыкла к этой компании. Восторженные взгляды, обращенные к ней, заставили на время позабыть о всех своих тревогах.

- Мама зовет папу просто Марданом. И вы называйте меня Мардановна... Теперь она совсем уже освоилась.

- Прекрасно, Гюля Мардановна, отлично звучит! - поднял руку со стопкой Евгений Петрович. - А теперь давайте выпьем за наше знакомство, друзья, за эту ночь, объединившую нас.

Лисицын, выпив первым, поставил рюмку, Вера Ивановна грустно посмотрела на Гюльназ:

- Гюля, выпить хочешь? Пей, дочка, не стесняйся. Ради тебя я тоже выпью.

- Нет, Вера Ивановна, я в жизни не пила... Даже вкуса не знаю.

- Это к лучшему, я тоже не люблю... Иногда разве ради Евгения Петровича чуть пригублю...

На какое-то время в купе воцарилось молчание. Герман Степанович по настоянию Лисицына придвинулся к столу, отпил половину рюмки и поставил ее на место. Он слушал, что говорил Евгений Петрович, но изредка с ласковой улыбкой поглядывал на Гюльназ. Она чувствовала тепло этих заботливых взглядов, в душе ее рождалась благодарность к этому незнакомому человеку. "Это он, увидевший на ее лице отблески солнца, появляющегося из-за гор Большого Кавказа, возник тогда на перроне, чтобы проводить ее к Искендеру". Теперь Гюльназ в это поверила. Но сейчас и Евгений Петрович и Вера Ивановна представлялись ей в совершенно ином свете. Вера Ивановна все еще искоса поглядывала на нее то со скрытым, то с явным восхищением, будто хотела раствориться в глубине ее глаз, плененная их сиянием. И Гюльназ ее понимала, "видно, тетя Вера впервые встретила такую черноглазую, чернобровую девушку". И это было действительно так. Особенно восхитил Веру блеск ее черных, как агат, волос.