Ночная смена. Крепость живых - [6]

Дыша, как загнанная лошадь, Сан Саныч поплелся по лестнице. Свернул к закутку, где обычно хранился всякий «очень нужный хлам». Там же была конура три на три метра почему-то с мощной обитой жестью дверью. Хранились там несколько старых, еще советских, ящиков с противогазами (давно списанными) и старый телевизор. Щелкнув замком, Сан Саныч опасливо приоткрыл дверь. Глянул в щелку и открыл пошире. На полу конуры довольно активно зашевелились лежавшие там тела – пятеро в бывших утром еще белых халатах. Я узнал Постникову – по ее телосложению, которого бы на троих хватило с избытком, и Васильченко, несмотря на то что головы у всех лежащих были туго в кокон обмотаны скотчем. Приглядевшись, убедился, что все пятеро увязаны очень плотно – простынями, скотчем, бинтами и прочим, что, видно, под руку подвернулось.

Сильно воняло, – должно быть, разлитым второпях ацетоном.

– Зачем это вы меня сюда привели, Сан Саныч?

– Вам стоит на них посмотреть поближе. Я чуть в штаны не наложил, когда впервые увидел. И растерялся. Вам это нельзя себе позволить – цена ошибки большая слишком. А обездвижил я их и обезопасил от души. Убедитесь, что у них упала температура тела, нет пульса, дыхания, и – главное – гляньте им в глаза. Это важно!..

Через минуту, выполнив все, что он велел, я почувствовал, что взмок как мышь. И действительно, – взгляд у обращенных был… Не описать… Ненависть в чистом виде, не живая ненависть, инфернальная какая-то. И даже не ненависть, просто такое чужое… Черт, не описать… Голливуд бы дорого дал, чтоб такое воспроизвести. Да шиш такое изобразишь… Мороз по коже… Ловлю себя на том, что оцепенел, с трудом стряхиваю это мерзкое состояние.

В остальном трупы как трупы. Кожа грязно-воскового бело-зеленоватого цвета. Затеки складок кожи на уши, как обычно у покойников – когда лицо смякает и обвисают ткани. Холодные, комнатной температуры.

Не дышат, сердца не бьются.

Только вот двигаются и стараются освободиться.

Действительно, впору в штаны класть…

Когда мы выходим за дверь и замок щелкает, я чувствую словно гора с плеч… И – выходил я спиной вперед, вертя головой на триста шестьдесят градусов.

– Это вы правильно головой вертите, – замечает Сан Саныч. – Теперь так всегда делать придется. Привыкайте.

Возвращаемся в кабинет начмеда. Сан Саныч с оханьем плюхается на диванчик. Переводит дух. Ему заметно хуже. Пот с него градом катит. И одышка.

– Теперь спрашивайте, что хотели.

– Почему вы считаете, что дела пойдут по худшему сценарию?

– Не только начмед звонила. Я тоже звонил. Считаю, что ситуация катастрофичная. Ситуация меняется в худшую сторону стремительно: один мертвяк – и поликлиники нет. И с десяток инфицированных разбежалось. Придут домой, нарежут дуба – и обернутся… Здравствуйте, девушки! В ФСБ вежливо проигнорировали. В Смольном попросили не хулиганить. А в нашем отделении милиции, – наоборот, у них с ночи лиса полярная пришла. В Комитете здравоохренения никого из начальства нет и никто ничего не знает и знать не хочет. Из соседей только стоматологи отозвались – их главный прибегал, смотрел. В райздрав я все доложил, но не уверен, что восприняли правильно. И все. Тут надо очень жестко и круто действовать. Не вязать, как мы тут корячились, а вышибать мозги. Мне пришлось топором пожарным махать. Пациентам по головам стучать, знаете, не сразу получилось. Так вот, они вроде бы не чувствуют боль. Могут на сломанной ноге ковылять. Дыра в грудной клетке совершенно им не мешает. А вот при разрушении головного мозга успокаиваются окончательно. Нет, вы так не смотрите – топор я вам не дам. Он весь в кровище, а я не знаю, когда у их крови заразность истекает. Это вам завтра скорее Валентина скажет.

Сан Саныч говорит торопясь, – видно, что старается успеть сказать как можно больше. А речь стала невнятной, заметно невнятной. Нет, понять можно без проблем, но, еще когда я пришел, дикция у него была отличной. А сейчас уже мямлит.

– Если обращаются все покойники, то считайте сами – за день помирают пара сотен петербуржских жителей. А что такое геометрическая прогрессия – сами знаете. Притча про султана, пожелавшего вознаградить изобретателя шахмат: на первую клеточку одну монетку, на другую – две, и так далее… А тут еще получается, что те же крысы и хомяки заражаются на раз – Валя мне звонила… Сколько в Питере дохнет крыс в день? Будут ли они нападать? А собаки? Кошки? Правда, это была единственная новость, которая меня порадовала, хотя это и нелепо звучит. Я боялся, что это, например, генетическое оружие. И что мы тут будем вымирать, а потом придут свеженькие европейские цивилизаторы и дезинфицируют пространство… А так всем будет капут… Короче, войск на улице нет. И ближайшие дни не будет. А когда соберутся – будет поздно. Совсем поздно. Но вы постарайтесь выжить. Я сейчас прилягу, устал я… А вы через полчасика позвоните, у Валентины уже будут первые результаты. В регистратуре телефон – обзвоните всех, кто вам дорог, предупреждайте. Не бойтесь показаться смешным. На это плевать…

Сан Саныч мешком валится плашмя. Переводит дух… Бормочет:

– Куртка у вас легковата… Возьмите вон ватник, от сторожей взял. Он чистый… Ну идите…