Ночная пуля - [5]

Я вообще-то шел на толкучку. Но любопытство берет верх. Каков же мой карточный противник вне игры? Останавливает внимание большое полотно. Три русских богатыря расположились на траве под сенью большого, как водится, дуба. На коленях, ка­жется, у Добрыни Никитича обнаженная женщина. С некоторой неловкостью узнаю в ней хозяйку дома.

- Мастер проникает в суть женской натуры, - язвительно комментирует Элла.

Как ни крути, а Михалыч человек со вкусом.

- Здорово! - произношу с чувством.

- Здорово? - переспрашивает она.

Понимаю, что говорю что-то не то. Она явно на взводе. А в начале так спокойно, с юмором рассказывала, как торгова­лась на базаре.

- Ну, я, конечно, не специалист, - пытаюсь дать задний ход.

- Он - мерзавец и негодяй! - чеканя слова, говорит Элла. - Падла и сволочь!

Я не верю своим ушам. Аристократичная, сдержанная Элла начинает выражаться, как базарная торговка. Может быть, на нее так подействовал базар? Происходящее незаметно теряет свою обыденность и реальность.

- Вы знаете, где он сейчас? - глаза ее сверкают. - Он с этой вашей сучкой Эн! В кабаке!

- Почему с моей? Она вовсе не моя! Она - общая! - не­ловко стараюсь разрядить разговор.

- Может быть, это я притащила ее в дом?! У вас что, ком­плекс? Геройствовать хочется? Жену с детьми отправили и те­перь свобода? Война все спишет?!

"Вот это темперамент! А всегда такая сонная, задумчиво-меланхоличная... кроткая..."

- Вы знаете, что она теперь живет у нас? - наступает на меня Элла.

"Называется, сделал доброе дело! Помог поднести женщи­не тяжелые сумки..." - думаю я.

- Мне, пожалуй, пора! - говорю неуверенно, отодвигаясь на всякий случай к выходу.

- Нет уж, подождите! Полюбуйтесь! - неожиданно она по­ворачивается и задирает юбку.

Я вижу стройную ногу. Ажурное отличное белье. Красные следы на белой прекрасной ягодице. Видимо, от ремня.

- Он что, садист? - спрашиваю в растерянности. Неволь­но трогаю рубцы рукой. "Ну и фрукт этот Михалыч! А все на жалость бил со своим хвостом..."

- Бедненькая! - осторожно притягиваю ее к себе...

Мы лежим в изнеможении на ковре. Она была поразительно умна... в любви.

- А если Михалыч сейчас заявится? - спрашиваю вяло.

- Нет... Он придет поздно... с этой шлюхой! - отзыва­ется она. - Они у него в студии. Он теперь без конца ее малюет.

- Не исключено, что скоро конец света... – предполагаю глубокомысленно.

- Не исключено, - охотно соглашается она и тихо спраши­вает: - Ты меня любишь?

- Да! - моментально подтверждаю я.

Она довольно смеется, мы тесно сплетаемся и начинаем кататься по ковру.

- Ты славный... - шепчет она. - Нет, правда, без смеха! Он что, всегда выигрывает?

- Ну, это некоторое преувеличение... - отвечаю, замяв­шись. - Игрок он, разумеется, сильный. Но если брать в сред­нем, то мы все окажемся в нуле. Вот такая у нас команда!

- Так я и знала! А мне говорил, что всегда... Мы, на­верно, скоро уедем...

- Все когда-нибудь скоро уедут... Не ждать же, когда прихлопнут!

- У меня есть пистолет. Если он когда-нибудь еще подни­мет на меня руку, я его прострелю! - угрожающе говорит Элла. Глаза ее сверкают. - Показать?

Она встает. У нее все еще великолепная фигура. Чуть на­чинает полнеть. Возраст... Может быть, пистолет лишь пред­лог? Просто хочется продемонстрировать свои достоинства?

- У тебя превосходная фигура и изумительная татуировка на груди, - замечаю я.

- Нравится? - кокетливо оборачивается она. - Этот него­дяй сделал! Для секса!.. Мне тоже нравится! Ее можно смыть специальным раствором... Но я пока не хочу!

Иду за ней в спальню. Она роется в шкафу. Ищет пистолет. Наверняка, рукоятка инкрустирована перламутром. Эдакая изящ­ная дамская безделушка. Убить - не убьешь, но покалечить можно. Рассматриваю фотографию на тумбочке. Группа на фоне загородного дома. В центре импозантный пожилой мужчина с де­вочкой-подростком. Рядом молодые люди в рубашках с коротким рукавом.

- Лолита, - комментирую я.

- Похожа? - смеется Элла. - Нет, это я с отцом. Краси­вый, правда?

- Правда, - соглашаюсь я. - Догадывался, что ты не из детдома. И с корнями у тебя все в порядке! Видна порода, вид­на...

- Почему-то все принимали его за врача... Он преподавал, в университете... Куда же подевался мой "Смит энд вессон"? Пря­мо чудеса! Ладно, в другой раз!

Подозреваю, что его и не было никогда.

4. Сны и страхи

Девочка спешит вдоль берега горного ручья. Звенит тревож­но колокольчик, привязанный к клетке, которую несет девочка. В клетке кудахчут две курицы и лежит рыба, похожая на боль­шую селедку, блестит серебристо-синеватой чешуей. Уже у са­мого селения рыба выпадает из клетки. Нарастает тревога. Жители выбегают из своих домов. Стоят молча, в оцепенении. Де­вочка принесла беду. С перевала идет колонна амнистированных заключенных. Так уже было. Лет двадцать тому назад. Мужчины с ручьями, женщины с детьми, старики, старухи - все собираются в самом крепком доме. И превращают его в крепость. Уже слышен топот приближающейся колонны...

Длинный коридор. Серый свет промозглого, осеннего дня, проникающий через пыльное стекло небольшого оконца вверху стены, не в силах рассеять мглу. Справа и слева череда дверей. Ближе к лестничной площадке рядом с опрокинутым трехколесным велосипедом вяло играет рахитичный малыш. Нужная квартира справа, почти в самом конце.