Ночная прогулка. В двух лицах... Путешествие в эпицентр. Свет былого - [20]

Вонь была такая, что его едва не стошнило.

— Забавно, правда? Вряд ли нам будет там слишком жарко, — с гордостью, словно он был хозяином этой трясины, произнес Уинфилд. — А теперь не размахивай руками и вообще не привлекай к себе внимания. За нами могут наблюдать с башни. Посмотри-ка лучше на ограду возле вон той белой скалы. Понял, о чем я говорю?

Теллон кивнул.

— Частокол там совсем трухлявый, его изъели червяки-древоточцы. Два раза в год ремонтная бригада обрабатывает его инсектицидом, чтобы не заводились черви. А перед этим прихожу я и крашу этот кусок забора обычной шпаклевкой, чтобы инсектицид не попал внутрь. Там их, наверное, миллиона два, этих червяков. Должно быть, они считают меня Богом.

— Чистая работа. Но разве не легче было бы перелезть через частокол?

— Тебе, может, и легче. А вот моя комплекция не располагает к подобным упражнениям. Лазать мне приходилось только один раз — восемь лет назад. А с тех пор я изрядно раздался.

— Ты собирался рассказать мне о ружьях.

— Да. Видишь вон те ползучие растения с темно-красными цветами, прямо на краю болота? Они называются дринго. Листья у них толщиной примерно в четверть дюйма и достаточно плотные, чтобы их можно было сшить с помощью нитки и иглы. Мы соорудим экраны и под их прикрытием минуем ружья.

— Ты уверен, что они хорошо изолируют тепло? — с сомнением спросил Теллон.

— Убежден. Под этими листьями живут скорпионы-прыгуны, которые не переносят колебаний температуры. Они здорово на меня сердятся, когда я пытаюсь заглянуть к ним «под крышку». Нет-нет, не волнуйся, от них у нас есть защита.

— Как раз об этом я и собирался тебя спросить.

— Все предусмотрено, сынок. Возле белой скалы есть небольшая расщелина. Я мог отыскать ее без труда даже в те времена, когда был слеп. Там спрятаны ранцы со снаряжением. Все, что нужно для побега.

— Их что, несколько?

— Да. В случае необходимости я был готов идти один. Но я знал, что, если взять с собой товарища, который по крайней мере сможет видеть, куда мы идем, шансов на успех будет больше. Ты еще не раз убедишься, сынок, что я человек весьма предусмотрительный.

— Док, — изумленно сказал Теллон, — я в тебя просто влюблен!

Главное, что входило в «набор беглеца», — два больших квадратных листа тонкого упругого пластика. Уинфилд украл их из грузового порта Павильона, где ими накрывали сыпучие груды. По замыслу Уинфилда, в середине листа нужно было проделать дыру — чтобы только-только голова пролезала, — потом надеть лист на шею и изнутри склеить его по краям. Такие оболочки при всей своей топорности будут иметь достаточно большую поверхность, чтобы не дать человеку провалиться в трясину. Несколько лет Уинфилд прибирал к рукам все, что плохо лежит. Он накопил запас антибиотиков, а также препаратов против всевозможных разновидностей болотной лихорадки и ядовитых насекомых. У него был даже шприц, два комплекта формы охранника и немного денег.

— Единственное, что я тогда не учел, — так это то, что наши глаза будут путешествовать самостоятельно. Не знаю, как наши пернатые друзья перенесут болотные условия. Боюсь, неважно.

Теллон погладил птицу, сидевшую у него на плече:

— Им тоже потребуются «защитные костюмы». Давай-ка вернемся в мастерскую и соорудим две небольшие клетки с прозрачным пластиковым покрытием. После этого мы будем готовы бежать по первому твоему слову.

— Тогда уходим сегодня же вечером. Нет смысла тут торчать. Сколько лет растратил впустую. Знаешь, у меня такое ощущение, что нас поджимает время.

Вечерняя трапеза, как обычно, состояла из рыбы. За два года, проведенных на этой планете, Теллон привык постоянно есть рыбу — и на завтрак, и на обед, и на ужин. На Эмм-Лютере море было единственным источником белковой пищи. На воле рыбу хоть обрабатывали, чтобы на вкус она напоминала какое-нибудь другое блюдо. В Павильоне же у рыбы всегда был вкус рыбы.

Теллон несколько минут ковырял сухую белую мякоть и морские овощи, похожие на шпинат, потом встал и медленно вышел из столовой. Он обнаружил, что ему становится все легче передвигаться в замкнутом пространстве. Даже случайно брошенный на него взгляд он мог теперь «похитить» и использовать. Конечно, проще всего было бы посадить на плечо Ариадну — так он назвал свою птицу — и ориентироваться с ее помощью, однако не стоило привлекать к себе внимание.

Они с Уинфилдом решили в эти последние часы в Павильоне держаться по возможности незаметно — и подальше друг от друга. С наступлением сумерек они должны были поодиночке пробраться к белой скале. Два часа спустя жилые корпуса запирали. Доктор должен был явиться первым, прихватив с собой клетки с птицами, и до прихода Теллона достать ранцы.

Выйдя из столовой, Теллон на миг остановился в нерешительности. До встречи оставался почти час. О еде он сейчас и думать не мог; единственное, что он хотел, — это выпить кофе, но Уинфилд предупредил, что ни есть, ни пить ни в коем случае нельзя, так как им по меньшей мере два дня предстояло проходить в запечатанных пластиковых конвертах. Повертев регулировку расстояния, он «подстроился» к стоявшему у дверей охраннику и зашел к нему со спины. Охранник курил. Теллон тоже достал сигарету и, затягиваясь всякий раз, когда то же самое делал охранник, несколько минут наслаждался этой поразительно реалистической имитацией нормального зрения. Так приятно было воссоздать хоть кусочек теплого, спокойного прошлого, но за корпусами, стоящими вокруг площади, уже сгущались сумерки, напоминая, что на болото спускается ночь и что он сам, Сэм Теллон, проведет эту ночь, пробираясь ползком по вонючей трясине навстречу автострелкам.