Ночная охота - [29]

— Причем, не человеческой магией, — поддержал броллайхэн Гвай. — Никогда не слышал о волшебниках-людях, которые убивают себе подобных, прикидываясь вампирами. И заодно отращивают упыриные клыки.

— Одна моя знакомая, — немного смущенно начал Конан, вспомнив давние приключения, — является урожденным гулем из Рабиром, прижившимся среди людей. Помните, я рассказывал? Так вот, она говорила, будто у гулей иногда случается какое-то «сумеречное безумие» и рабирийцы начинают нападать на первого встречного, без всякой причины. А если в Ронине поселился спятивший гуль? Его не отличить от человека, рабириицы не боятся солнца и не вызывают у людей никаких подозрений.

— Знакомая история, — кивнул Гвай. — Однако, рабириицы в убийствах не виноваты. Гуль прокусывает жилу на человеческой шее двумя очень острыми тонкими клыками, растущими из верхней челюсти и отметина выглядит соответственно: две маленьких точки на коже. А некоторые другие вампиры носят по четыре клыка сверху, и по четыре снизу — остается двойной след, от сросшихся зубов… Мне это не нравится!

— Почему?

— Да потому, что в данном случае, мы, почти наверняка, имеем дело с бруксой. Вампиром-человеком, на которого при рождении было наложено проклятие. Днем — человек как человек, а ночью… Ночью тело изменяется и начинает действовать проклятие. Человеческое существо превращается в монстра, наделенного магическими умениями и жаждущего убийств. Когда охота закончена, чудовище опять возвращает себе нормальный облик и живет как все обычные люди. Брукса способна нападать и днем, все зависит от силы проклятия и желаний самого вампира.

— Эрл Ронин! — воскликнул варвар. — Точно, он! Бледный какой-то, скукоженный, а предка-насильника и весь ронинский род прокляли до сорокового колена…

— Нет-нет, ошибаешься, — возражая, перебил Гвай. — Убийства начались совсем недавно! Будь вельможный Алаш бруксой или кяуром, что почти неразличимо, о проделках упыря стало бы известно давным-давно. Эти твари охотятся с ранней юности, а эрлу исполнилось двадцать четыре года. Или двадцать четыре зимы, кому как больше нравится.

— Выходит, под подозрением оказываются все обитатели Ронина старше десяти-тринадцати лет, — пессимистичным тоном заключила Асгерд. – Упырь подрос до нужного возраста и начал убивать. Прикажете все окрестные поселки перешерстить в поисках бруксы? Благодарю покорно. За год не управимся.

— Управимся, — сказал Гвай. — Рэльгонн поможет. Хозяевам Рудны я доверяю. Асгерд, когда обед приготовишь?

— Я вам в кухарки нанималась? – фыркнула девушка. — Ладно, уговорили. Похлебка с бараниной и овощами вельможных господ охотников устроит?

Господа охотники единым голосом сообщили, что ничего лучше и придумать нельзя.

Солнце постепенно уходило за гряду Белых холмов. Оставалось ждать прибытия месьора Рэля.

* * *

— Занятно, весьма занятно… – рудненский упырь, непринужденно расположившийся на хозяйском месте, сверкал желтыми глазищами и потягивал ягодное вино. — Мне, старому дураку, следовало бы догадаться! Признаюсь, с возрастом я стал невнимательным к мелочам. Вот он, священный эгоизм каттаканов — мы были уверены, что кроме представителей нашей расы, не может быть никого умнее, хитрее и изворотливее… Оказывается, все обстоит куда более сложно! Мне обидно за дикого сородича — какой-то мерзавец использует его в своих неприглядных целях, вызывая у простецов новые приступы ненависти к каттаканам. Но и помянутый сородич тоже хорош: охотится в неположенное время, перестал быть осторожным и потерял всякий страх перед другими разумными существами. Даже дикому каттакану инстинкт должен говорить, что непрестанно нападать на людей опасно! Или я вновь упустил нечто важное? Чужак мог отыскать способ направлять действия каттакана, а вы, месьоры, сами утверждаете будто эти… это… словом, вампиры-люди, страдающие от наложенного проклятия, владеют неким особенным волшебством, недоступным никаким магам?

— Ты прав, почтенный Рэльгонн, — отозвался Гвайнард. — Задачка перед нами не из простых.

— Будем действовать в двух направлениях, — твердо сказал месьор Рэль. — Вы займетесь каттаканом — так или иначе от дикаря следует избавиться! — а я устрою розыски вашей бруксы. Попытаюсь следить за ночными событиями в окрестностях. Если возникнут самые минимальные подозрения — немедля сообщу. Как должен выглядеть вампир такой разновидности?

— По-разному, — мигом ответил Эйнар. — Иногда брукса сохраняет облик человека, только появляются сдвоенные клыки и когти на пальцах. В другом случае, тварь меняется до полной неузнаваемости: огромная кошка, летучая мышь, ящерица или просто чудище непотребного образа – им доступна почти любая форма. Своего рода оборотень, только гораздо хуже и опаснее. Последняя брукса, какую я видел, превращалась в безобразное существо, смахивавшее на обросшего чешуей человека с волчьими челюстями. Крайне непривлекательное зрелище, даже пострашнее пьяного Гвая…

— …Или блюющего Эйнара, — не остался в долгу Гвайнард. — В большинстве случаев брукса предпочитает носить людское обличье. Так удобнее охотиться и не вызовешь лишней паники у окружающих. Но есть и положительные стороны. Человек, попавшийся в ловушку черной магии, боится серебра, а от кола в сердце умирает, как и все другие. Но и умертвлять бруксу следует грамотно, иначе упырь вылезет из могилы и превратится в носферата — кровососущего покойника, промышляющего ночами вокруг жальников… Тьфу, терпеть не могу этих условностей и оговорок, которые преследуют каждого Ночного стража! Отчего боги так сложно устроили мир?