Ночная охота - [51]

«Дерек! — крикнул Антон. — Кто там прячется за тобой?»

Дерек посторонился. Антон увидел Бруно и Кан.

«Ты идиот, Бруно, — покачал головой Антон. — Почему не захотел бежать со мной? Прыгали бы сейчас по болоту вместе».

Бруно торопливо заговорил на диалекте. Антон с трудом разобрал, что на соляных разработках он часто вспоминал Антона, иногда жалел, что не спрыгнул с поезда, но врать не будет, на трудфро жилось не хило: хоть и работали по четырнадцать часов, зато спирт — каждый день строго по норме, жратвы от пуза, в соседнем бараке — бабы-фасовщицы, ляжки, как бревна. А загнулся по глупости. Нацедили из цистерны канистру спирта, а спирт не питьевой, а этилово-мышьячный. Ну, все семеро и того… Не дотянули до лицензии на предпринимательство. Семью бизнесменами в стране меньше. «Этот негр, — Бруно встревоженно перешел на основной язык, — ты увидишь его в Гришиной каморке. Ни в коем случае не буди, не разговаривай с ним. Сразу стреляй в лоб! Иначе конец. Тут еще не решено… Не буди, сразу стреляй, понял!»

«Прости меня, Кан, — сказал Антон, — я даже не попрощался с тобой».

«Со мной все просто, — ответила Кан. Антон ощутил исходящий от нее слабый цветочный запах. Ему захотелось обнять Кан. — Прирезал возле общаги малолетний придурок. Тон! — Кан всегда так называла Антона в моменты волнения. — Не буди негра! Если ты его разбудишь…»

Антон увидел, что болото кончается, но кончается страшно — всепожирающей чавкающей ямой. Яма, в которой навеки исчез Омар, была в сравнении с этой все равно что отдельно взятое облако в сравнении с небом. Раньше ямы здесь не было. Антон посмотрел вниз. Ему показалось, что под землей он видит облепленные грязью плечи и руки Омара, изо всех сил раздвигающего яму. От кочки, на которой из последних сил балансировал Антон, до конца болота твердой земли было, наверное, метров семь. Уткнуть шест было совершенно не во что. Разве что в крохотный обглоданный пенек, торчащий из ямы. Но, во-первых, поди попади в него шестом. Во-вторых, Антону показалось, что это не пенек, а скрюченный палец чудовищно выросшего под землей Омара. Он только и ждет, чтобы Антон уткнул шест ему в палец. «Неужели Омар так и остался в болоте?» — подумал Антон.

Он точно знал, что назад пути нет. Через яму тоже не перепрыгнуть. В светящихся над ямой геометрических конструкциях не было ни единого голубого проблеска. Антон почувствовал, что задыхается, оглянулся на истаивающую позади, уже почти не отличимую от воздуха голубую дверь.

Там стояли все те же и кто-то новый, совершенно точно незнакомый Антону — на голову выше остальных, слепяще-железный, с длиннейшим, уставленным в небо копьем в ощетинившейся шипами железной же деснице.

«Чего задумался, дружок? — послышался сварливый голос Елены. — Честно говоря, у меня много дел, и если бы не твои друзья… Они тебя любят, хоть я и не очень понимаю за что… — Елена определенно была за главного в странной компании. — Да подожди ты! — рассердилась, заметив, что Антон собирается прыгать. Шест в его ослабевших руках трясся как тонкое деревце на сильнейшем ветру. — Прошу вас, идальго!» — обернулась к стоявшему позади слепяще-железному чудовищу. Тот шагнул вперед, крепко встал, расставив ноги, стал вытягивать в сторону Антона копье, которое по мере вытягивания все увеличивалось и увеличивалось в размерах. Наконец, оно уткнулось в твердую землю на другом берегу ямы. Антон побежал по копью, изумляясь гибкой его трясучести, опасаясь, что из трясины его перехватит рука Омара. «Muchas gracias», — донеслись до него последние слова Елены.

Антон рухнул на траву. Болотная яма за спиной разочарованно чавкнула. Идти дальше сил не было. Но и здесь — на открытом, просматриваемом месте — оставаться было нельзя. Да и близость болота не способствовала выходу из наркотического расстройства.

Антон пополз. Чем дальше отползал он от болота, тем чище становился воздух, тем неудержимее хотелось спать. Антон устроился за кустами на пригорке. Пригорок продувался ветром. Ветер должен был навести порядок в голове Антона. Укладываясь, он уже почти не помнил недавнего бреда, как пробежал над ямой по копью Дон Кихота. Но почему-то не забывал про негра — какого негра? — которого ни в коем случае нельзя будить.

17

Проснулся он, если верить цифрам на солнечной электронной зажигалке Елены, через полтора часа. По мере приближения к месту действия Антон все меньше думал о справедливости и наказании, все больше его одолевал охотничий азарт. Весьма кстати припомнилась клятва на верность демократии, которую они всем классом торжественно принимали в школе: «Я убью моим словом, моим действием, моим голосом на ассамблее, моей рукой, если я смогу, каждого, кто свергнет демократию. И если кто-то другой убьет преступника против демократии, я буду считать убийцу чистым перед богами и божественными силами, поскольку убит будет враг народа!» Антон шел убивать своей рукой убийц, свергнувших демократию инвалидов, и сам же объявлял себя чистым перед богами и божественными силами, поскольку собирался убить врагов народа инвалидов. «Пусть кто-нибудь докажет мне, что инвалиды не демократический народ, а те, кто их убил, не преступники против демократии и не враги народа!» — подумал Антон.