Ночная незнакомка - [34]

— А потом?

— В двенадцать лет у меня начались месячные и оформилась грудь. У отца наконец открылись глаза на то, что, вопреки его ожиданиям, я все-таки не превратилась в мужчину. Он понемногу стал отдаляться, прекратил со мной разговаривать и погрузился в черную меланхолию, которая в конце концов привела его в хоспис для воинов-ветеранов, не сумевших оправиться от полученных на войне душевных травм. Меня определили в приют. Позже, когда я сдавала экзамен для поступления на службу в полицию, выяснилось, что у меня удивительные показатели при стрельбе из пистолета: я уже была отличным стрелком, готовым снайпером, настоящим маленьким чудом. Меня направили в ФБР, на курсы их знаменитой школы снайперов. Там все пошло далеко не так гладко, как можно было ожидать: я оставила с носом агентов с признанной репутацией, уже прошедших школу и с большим опытом. У меня появились недоброжелатели — ведь оружие всегда было прерогативой мужчин, их священным правом. Пистолет в женских руках считался оскверненным, превращался в железную болванку. И эти господа полицейские, которые со времен «сухого закона» привыкли гордиться своим титулом мужчины-победителя, явно не приходили в восторг от того, что на стрельбище их обставляла девчонка, да к тому же в присутствии инструктора.

На лице Сары появилась грустная улыбка.

— Совсем молоденькая — мне шел всего двадцать второй год, — я еще не могла верно оценить обстановку, мне казалось, что рано или поздно они признают меня за свою, ведь от природы я была добрая. Разве моя вина, что я оказалась настолько способной — настоящей машиной, чудом скорости и реакции? Они же все время хотели меня на чем-нибудь поймать, давали невероятные по нелепости задания: стрелять через плечо, например, наблюдая за целью в зеркало, расположенное в десяти метрах. Цирковые номера! Но вопреки всему я показывала одинаково замечательные результаты. Они меня поздравляли, а за моей спиной злословили. На самом деле они меня ненавидели: я у них отбирала все кубки и награды.

Она сделала паузу, достав из кармана рубашки сигариллу.

— Там я познакомилась со своим будущим мужем. Он был агентом ФБР, его звали Фредди Маркс. Седоватые виски, черные, прилипшие к носу очки — тогда он казался мне чертовски соблазнительным. Позже я узнала, что он терпеть не мог снимать эти чертовы очки… даже во время поцелуя.

— А муж вам завидовал?

— Да, но я была слишком наивна, чтобы об этом догадываться. Он постарался поскорее сделать мне двоих детей, чтобы отбить у меня охоту к оружию. Дети и стрельба — плохо сочетаемые понятия. Он верно рассчитал, что отсутствие тренировки сведет мой талант на нет. Фредди не мог смириться с мыслью, что в этой области я его превосхожу. У нас родился Дэвид, затем через год появилась Санди. А еще через год мы развелись. Дело в том, что, когда дети были еще маленькие, я тайком возобновила тренировки, и однажды муж застал меня на месте преступления. Он с такой силой вырвал у меня пистолет, что я сломала о спусковую скобу указательный палец.

Мои дети не были в безопасности из-за моего… порока. Судья именно так и сказал. Дэвида и Санди передали на воспитание матери Фредди. Потом Дэвида поместили в больницу из-за его иммунодефицита: оставлять мальчика дома было невозможно. Свекровь совершала настоящее преступление, отказываясь принимать необходимые меры безопасности, — не стерилизовала игрушки, утверждая, что воспитание «под колпаком» превратит ребенка в мокрую курицу. Просто чудо, что он не погиб от вирусной инфекции. Случилось так, что мой бывший муж погиб в авиакатастрофе в Гватемале, а через полгода его мать умерла от сердечного приступа. Тогда мне передали детей при условии, что я не притронусь к оружию. В течение нескольких лет я должна была примириться с неожиданными визитами, внезапными обысками, во время которых полицейские перерывали весь дом. Меня подвергали тестам на парафин, чтобы проверить, нет ли на пальцах следов пороха.

— Вы могли тренироваться, надев перчатки.

— Это выдумка киношников. В перчатках невозможно по-настоящему ощущать оружие, они замедляют реакцию и лишают руки необходимой чувствительности.

Сара вдохнула дым сигариллы, кончик которой превратился в мерцающий уголек.

— В шестнадцать лет Санди убежала из дому. Она всю жизнь ненавидела собственную мать — так настроила ее бабка, представив меня в образе жаждущей крови маньячки. При любой ссоре дочь бросала мне в лицо: «Такие, как ты, разделались с индейцами и перебили в Америке всех бизонов!» Кажется, она вступила в какую-то секту и занималась проституцией на побережье возле Сан-Франциско, добывая деньги для своего гуру, который собирал средства на «дело мира и согласия во всем мире». Я пробовала отбить у них Санди и дважды похищала ее, прибегнув к помощи мускулистых парней, пыталась распрограммировать с помощью приборов, чтобы убрать из мозга девчонки все то дерьмо, которым его забил ее наставник. Ничто не помогло. Каждый раз она убегала снова. Три месяца назад Санди позвонила, предупредив, что однажды явится и убьет меня, потому что мое предприятие обеспечивает защиту торговцев оружием, отмеченных печатью зверя.