— Что же нам остается? — сварливо произнес Солли Левин. — Подыхать с голоду или на своих двоих топать?
— Сказано ясно и четко, — прогудел сенатор Брустер. — Короче не скажешь. Предлагаю создать комитет по изучению возможностей…
— Тут вам не Вашингтон, сенатор, — кротко возразил я. — Кроме того, комитет уже создан. В него входят мистер Лондон, мистер Нильсен и я.
— Да неужели? — Похоже, это была излюбленная фраза сенатора, которая превосходно сочеталась с высоко поднятыми бровями. — Возможно, вы помните, что проблема волнует и нас лично.
— Еще бы не помнить, — сухо ответил я. — Послушайте, сенатор, если бы вы попали на море в ураган, и вас подобрал какой–то корабль, вы осмелились бы давать указания капитану и его помощникам, как им следует управлять судном?
— То совсем другое дело, — надулся сенатор, — Мы не на судне…
— Молчать! — прозвучал спокойный и твердый голос Корадзини. Я сразу понял, почему ему удалось добиться таких успехов в сложной области предпринимательства, где столько соперников. — Доктор Мейсон абсолютно прав.
Он здесь хозяин, и доверить собственную жизнь мы должны знатокам своего дела. Насколько я понял, вы уже приняли какое–то решение, доктор Мейсон?
— Еще вчера вечером. Джосс… то есть мистер Лондон, останется здесь, будет дожидаться возвращения наших коллег. Провизии мы оставим ему на три недели.
Остальное заберем с собой. Завтра же отправляемся в дорогу.
—. Почему не сегодня?
— Потому что трактор неподготовлен для перехода в зимних условиях. Тем более с десятью пассажирами. У него брезентовый верх. Мы возили на нем грузы с побережья. Чтобы подготовить машину к условиям Арктики, нужно установить на нее деревянный кузов, не говоря о нарах и камельке. А на это уйдет несколько часов.
— Сейчас займемся этой работой?
— Скоро. Но сначала доставим ваш багаж; Сию же минуту едем за ним к самолету.
— Слава Богу, — холодно заметила миссис Дансби–Грегг. — А то я уже решила, что никогда больше не увижу своих вещей.
— Увидите, — возразил я. — И очень скоро.
— Что вы хотите этим сказать? — подозрительно посмотрела на меня светская львица.
— Хочу сказать, что вы наденете на себя все, что только возможно, и захватите чемоданчик, куда сложите свои драгоценности, если они у вас есть.
Остальное придется оставить. Тут вам не агентство Кука. На тракторе не будет места.
— Но мой гардероб стоит сотни фунтов стерлингов, — рассердилась она. Какие сотни — тысячи! Одно платье от Баленсьяга обошлось мне в пятьсот фунтов, не говоря уже…
— А в какую сумму вы оцениваете собственную жизнь? — усмехнулся Зейгеро. — Может, захватим ваше платье от Баленсьяга, а вас оставим? Лучше наденьте его поверх всего. Пусть все увидят, как нужно одеваться для путешествия по ледовому плато.
— Страшно остроумно, — англичанка холодно взглянула на боксера.
— Я и сам так считаю, — согласился Зейгеро. — Вам помочь, док?
— Оставайся здесь, Джонни, — вскочил Солли Левин. — Поскользнешься, что тогда?..
— Успокойся, успокойся, — похлопал его по плечу Зейгеро. — Буду изображать из себя начальника, только и всего, Солли. Ну, так как, док?
— Спасибо. Намереваетесь пойти со мной, мистер Корадзини? — спросил я, увидев, что тот уже облачается в парку.
— Хотелось бы. Не сидеть же весь день сложа руки.
— Но ведь у вас еще не зажили раны на голове и на руках. На холоде они будут причинять адскую боль.
— Надо привыкать, правда? Показывайте дорогу.
Похожий на огромную раненую птицу, севшую в снег, авиалайнер был едва различим в сумеречном свете полярного дня. Он находился к северо–востоку в семистах–восьмистах ярдах от нас. Левое задравшееся крыло было обращено к нам. Сколько ходок надо сделать к самолету, одному Богу известно. Через час или около того и вовсе стемнеет. Я решил, что нет смысла двигаться в темноте извилистым маршрутом, каким пришлось следовать накануне, и с помощью Зейгеро и Корадзини наметил прямую трассу, устанавливая через каждые пять ярдов бамбуковые палки. Несколько таких палок я взял из туннеля, а остальные были переставлены со старого места.
В самолете было холодно и темно, как в склепе. С одной стороны фюзеляж уже покрылся слоем льда, иллюминаторы, заиндевев, не пропускали света. При свете двух фонарей мы походили на призраков, окутанных клубами пара, почти неподвижно висевших у нас над головами. Тишину нарушали лишь шумное дыхание да хрип, который издает человек в сильную стужу, когда старается не делать глубоких вдохов.
— Господи, ну и жуткое местечко, — заметил Зейгеро, ежась не то от холода, не то от чего–то другого. Направив луч фонаря на мертвеца, сидевшего в заднем ряду кресел, он спросил:
— Мы… мы их там оставим, док?
— Оставим? — Я положил два «дипломата» на переднее кресло, где уже лежала груда вещей. — О чем это вы?
— Не знаю… Просто я подумал… утром мы похоронили второго пилота, ну и…
—. Вы о похоронах? Ледяная пустыня сама об этом позаботится. Через полгода пурга занесет самолет, и он исчезнет навсегда. Но я с вами согласен.
Надо отсюда убираться. От подобного зрелища мороз по коже пробирает.
Направившись к носовой части самолета, в руках Корадзини я увидел портативную рацию. Внутри нее со стуком перекатывались детали.
