Ночи Истории - [15]

Мария побледнела, встала и, тяжело дыша, отошла к окну. Она стояла, вглядываясь во мрак ночи, и колени ее дрожали.

— Почему вы ничего не отвечаете? — окликнул ее Дарнли.

— Ах, что вы хотите, чтобы я вам ответила? — хрипловатым голосом отозвалась королева. — Вы сами себе уже ответили. — И торопливо добавила: — Кажется, мне пора.

Послышались тяжелые шаги по ступеням лестницы и бряцание оружия. Дверь распахнулась, и на пороге появился граф Босуэлл, закутанный в алый плащ. Он прислонился к дверному косяку и обвел комнату насмешливым взглядом. Лицо его при этом оставалось странно неподвижным. Граф задержал взгляд на Дарнли, отчего тот внутренне затрепетал и одновременно ощутил прилив ярости.

— Ваше величество, — обратился Босуэлл к королеве, — скоро полночь.

Он пришел вовремя. Она все вспомнила и снова укрепилась в своем решении, чуть было не поколебленном последними, тронувшими ее сердце словами мужа.

— Хорошо, иду, — сказала она.

Босуэлл посторонился, пропуская ее в коридор, но тут Дарнли снова подал голос:

— Одну минуту, мадам. — И бросил Босуэллу: — Оставьте нас на два слова, сэр.

Однако Босуэлл никак не отреагировал на его приказание и стоял, вопросительно глядя на Марию, пока она знаком не велела ему удалиться. Но даже и тогда он остался за дверью, чтобы быть под рукой на случай, если королева вдруг проявит признаки малодушия.

Дарнли привстал в постели, схватил жену за руку и притянул к себе.

— Не оставляй меня, Мэри, не оставляй меня! — взмолился он.

— Что такое? Почему? — вскричала она раздраженно, но голосу ее недоставало твердости. — Вы хотите, чтобы я разочаровала своего верного Себастьена, который меня так любит и всегда готов за меня голову сложить?

— Понимаю… Себастьен значит для вас больше, чем я…

— Что за глупости! Он просто преданный слуга.

— А я — нет? Вы не верите, что отныне единственной целью моей жизни будет верная служба моей королеве? О, простите мне мою слабость. Меня сегодня гнетут недобрые мысли. Идите, если вы должны идти. Но дайте мне хоть какое-нибудь заверение вашей любви, какую-нибудь безделицу в знак того, что придете завтра снова и больше меня не покинете.

Мария внимательно посмотрела ему в лицо — еще недавно такое молодое и привлекательное, а сейчас изрытое подживающими язвами, — и сердце ее дрогнуло. Но она помнила, что за дверьми ее дожидается Босуэлл и может подслушать их разговор, поэтому она сдержалась, сняла с руки один из перстней и надела его на палец Дарнли.

— Пусть вас утешит этот залог, — сдавленно проговорила королева и с этими словами вырвалась из его рук и поспешно направилась к выходу.

Позже Марии Стюарт более всего остального вменяли в вину именно этот жест с подаренным перстнем. Граф Марри осудил его как самый подлый поступок во всей этой трагедии, но, возможно, королева в ту минуту стремилась как можно скорее покончить с непереносимой сценой, лишившей ее присутствия духа, и сделала первое, что пришло в голову.

Уже держась за резную ручку двери, она вдруг замешкалась и обернулась лицом к мужу. Дарнли улыбался, и сердце Марии затопил ужас от сознания совершаемого ею предательства. Потрясенная, она, видимо, хотела как-то предупредить Дарнли, но тут же поняла, что любое неосторожное слово только ускорит развязку и обернется трагедией уже для нее самой и стоящего снаружи Босуэлла.

Борясь со своим малодушием, она вызвала в памяти образ Давида Риццо, которого Дарнли на ее глазах отдал на растерзание головорезам; она повторяла про себя слова проклятий и клятву возмездия, вспоминала иудин поцелуй и силилась найти себе оправдание. Но не находила его. Мария была истинной женщиной: никакие доводы разума не способны были подавить переполнявшее ее душу чувство. Нет, не оправдание она увидела в мысли о Риццо, а, напротив, возможность предупредить Дарнли.

Рука Марии, вцепившаяся в ручку двери, побелела от напряжения. Пристально гладя в глаза короля, пытаясь внушить ему этим взглядом скрытый смысл своих слов, она медленно произнесла:

— Год назад, приблизительно в такую же ночь, был убит Риццо, — и исчезла за порогом.

Перед лестницей королева остановилась и, повернувшись, положила руки на плечи Босуэлла, шедшего следом.

— Неужели это должно случиться? Неужели это необходимо? — прошептала она со страхом.

Глаза Босуэлла блеснули в полумраке; он наклонился к ней и, притянув к себе за талию, ответил вопросом на вопрос:

— А разве это не будет справедливо? Разве он этого не заслужил?

— Справедливо-то справедливо, — со вздохом сказала Мария. — Но мне не дает покоя мысль, что мы извлечем из этого выгоду.

— И на этом основании мы должны его пожалеть? — Босуэлл жестко взглянул на нее, но тут же коротко рассмеялся и настойчиво увлек королеву вниз по ступенькам. — Пойдемте! Вас ждут на балу.

Мария подчинилась его воле и шагнула в колею своей судьбы. На улице их ждали оседланные лошади, свита вооруженных дворян и полдюжины слуг с горящими факелами в руках. Какой-то человек выступил вперед, чтобы помочь королеве сесть в седло. В первое мгновение Мария этого человека не узнала — его лицо и руки были покрыты сажей, — но когда он назвал себя, нервно рассмеялась: