Ночевка на бегу - [58]
Но важны ли были причины? Любая из них заставляла сердце горько и тоскливо сжиматься.
— Терпеть… этого не могу… Говорите… будто видите меня насквозь… — простонала она.
— Прости, — в его голосе была только искренняя печаль.
— Ненавижу… таких, как вы… — противореча словам, на красиво очерченных губах Сэйны появилась та нежная и хрупкая улыбка, которую майор видел лишь один-единственный раз. — Скажите… как вас зовут?..
— Андрей Сергеевич Калинин.
— Странное… имя… — мягко выдохнула Сэйна. В последний раз, прежде чем уплыть в бесконечное молчание вечности.
Не в первый и не в последний раз в жизни майор осторожно опустил руку на холодеющий лоб. Провел ладонью, прикрыв ее стекленеющие глаза и превратив холодное и пустое лицо в прекрасный и хрупкий образ из царства Гипноса. В ней не осталось ничего от той опасной и жестокой террористки, которой она была при жизни.
— Священник… — печально прошептал Калинин. — Да. Столько смертей… не сосчитать.
Позади него раздался шумный плеск. Кто-то саженками подплыл к наклонно уходящему в воду слипу со стороны акватории залива и, отфыркиваясь, выбрался на бетон.
Мелисса Мао, оставляя мокрые следы и шатаясь от усталости, подошла к Калинину. Наверное, она увидела его издалека, еще с воды, и теперь не очень удивилась, застав майора живым.
— Черт! Думала — сдохну... — задыхаясь, начала она. Остановилась, заметив мертвое тело, и спросила тоном ниже: — …Знакомая?
— Почти.
27 июня, 02:44 (стандартное время Японии)
Токио, побережье Токийского залива
Ариаке
Канаме сама поражалась своему холодному и мрачному спокойствию. Несколько минут назад она была напугана до слез, кровь бешено стучала в висках, в горле застрял комок, дыхание со всхлипами рвалось из груди. Но в какой-то момент словно щелкнул перегоревший предохранитель, и панику отрезало. Сердце билось ровно и размеренно.
«Удивительно… и даже не так уж плохо. Так вот, оказывается, как чувствует себя Соске», — неожиданно поняла Канаме.
Ей тоже не в первый раз приходилось собирать все силы, чтобы справиться с натиском враждебных сил, желающих подчинить или унизить ее. Даже в повседневной жизни на каждом шагу встречалось то, с чем она не могла и не хотела мириться. И всякий раз, чтобы отстоять себя, приходилось преодолевать липкий обессиливающий страх. Канаме давно поняла, что если позволить ему овладеть собой, то все кончится очень и очень плохо.
Странная штука — человеческое сознание. Откуда только в нем находятся новые силы?
Над головой треснуло и загрохотало, громадные бетонные балки рухнули на мостовую прямо перед капотом грузовичка: длинные очереди из орудий «Бегемота» раздробили и обрушили часть опор монорельсового пути, шедшего над проезжей частью. Впрочем, по справедливости, это был вовсе и не монорельс — просто приподнятые на опорах спасительно широкие железнодорожные пути.
«Бегемот» преследовал беглецов по пятам. Стоило грузовичку выскочить из-под прикрытия эстакады — и им конец.
Машина резко вильнула, избежав столкновения с многотонными обломками, щерящимися арматурой, и помчалась дальше. Чуть не оторвав заднюю стенку кузова, с грохотом рухнула опора, полностью разрушив железнодорожную эстакаду. Громадный ступоход «Бегемота», которому она, даже целая, едва доставала до пояса, легко отшвырнул перегородившие дорогу обломки. Обуреваемого жаждой крови титана ничто не могло остановить.
— Йо-хо-хо!!! Газуй, водила!.. — заорал в боевом угаре Курц из кузова, колотя по крыше кабины кулаком, а потом снова разразился безумным смехом.
— Чем ржать, лучше бы выстрелил еще раз, — посоветовал, не оборачиваясь, Соске с водительского сидения.
— …Да ты спятил?! На такой скорости хрен куда попадешь! Дуй вперед, улиткин сын!
Взрыв патронных барабанов в голове «Бегемота» и потеря двух автоматических пушек, надо полагать, повлияли на точность наведения оставшихся многоствольных автоматов. Иначе никак было не объяснить, что нескончаемо длинные очереди, сметавшие все на своем пути, до сих пор не попали в цель с такой маленькой дистанции. Впрочем, муниципальной и частной собственности от этого было ничуть не легче. Прочесывающие улицы, точно огненной метлой, тридцатимиллиметровые снаряды дробили асфальт и бетон, разносили в куски припаркованные автомобили, заставляя их прыгать и кувыркаться, как игрушечные. Фонарные столбы и чахлые городские деревья валились, как трава под косой. За спиной «Бегемота» оставался широкий след, усыпанный битым стеклом и рваным металлом.
Грузовичок, ранее мирно возивший рыбу, тоже не вышел невредимым из этой переделки: в подвеске что-то гулко громыхало, шестерни в трансмиссии временами издавали высокий визг, а в побитых стеклах кабины завывал встречный ветер.
Но Международный выставочный центр был уже близко.
«Знать бы еще, зачем мы так рвемся туда?» — думала Канаме.
— Вон она, — неожиданно проговорил Соске. — На два часа.
Последив за его взглядом, Канаме увидела опускающуюся с темного неба цилиндрическую капсулу. Три парашюта замедляли ее падение, но она быстро снижалась в направлении группы громадных серебристых зданий, напоминающих перевернутые пирамиды.
