Ночь вампиров - [7]

По влажной аллее парка в Лазенках вялым, неторопливым шагом двигались двое. Один — высокий, худой, в потертых джинсовых брюках, в белой майке с этикеткой «Столичной» водки во всю грудь. Второй — ростом пониже, но такой же худой, изрядно потрепанный жизнью. Он косолапил и ежеминутно вытирал мятым платком блестевшую глянцем лысину. Из-под серого, видавшего виды пиджака выглядывала на свет такая же, как у высокого, майка с водочной этикеткой.

Элегантный поляк в широкополой техасской шляпе, в тени полей которой серебрились виски, шел им навстречу, держа в руке свернутый черный зонтик-тросточку. Поравнявшись с мужчинами, он коснулся пальцами края шляпы.

— Здравствуйте, панове. Вы из Союза? Я не ошибся?

Узнать русского в Варшаве совсем не сложно, и поляк не ошибся.

— Что там у вас новенького со вчерашнего дня? — спросил он с интересом и тонкой иронией одновременно.

— Что нового? — повторил вопрос лысый и ощерил зубы в улыбке. — Президент.

Поляк удивленно вскинул брови.

— Что, неужели Эльцын?

— Горбачев.

— Не понял, панове. Что же тогда изменилось?

— Изменился Горбачев, пан…?

— Ольшанский, — подсказал поляк.

— Так вот, пан Ольшанский, президент Горбачев у нас постоянно меняется в лицах. Утром он Генеральный секретарь и первый коммунист мира. Вечером — ни тот, ни другой. Поначалу всех зовет за собой на ставропольский путь, потом вдруг один сворачивает на польский…

— Не понял, панове, — в голосе поляка прозвучала обидчивая настороженность. — Что вы имеете в виду под польским путем?

— А то, что Горбачев идет к чертовой матери вслед за вашим паном Карусельским.

— Ярузельским! — догадался поляк и громко захохотал. — Вы веселые люди, панове. С вами и выпить не грех. Нет ли у вас случайно бутылочки? Я куплю. Одну, две… Ящик… десять ящиков…

Русские понимающе засмеялись.

— А если нет? — спросил высокий.

— Тогда снимите рекламу, — сказал поляк, тыча пальцем в майку.

Минуту спустя они уже торговались. Поляк сбивал цену, русские старательно ее удерживали.

— Тридцать тысяч злотых, — настаивал лысый, стремясь загнать цену бутылки на астрономическую высоту.

— Двадцать, — гнул свое поляк.

— Двадцать семь. Это окончательно.

— Двадцать три или мы разошлись. Всему есть разумный предел. У нас говорят — сошлись на базаре два дурака: один дорого просит, другой дешево дает. Вы — первый. Себя ко вторым причислять не стану. Вам предложена нормальная цена за весь товар сразу. Такое не часто подваливает. Вы упускаете свою удачу. До видзення, панове.

Ольшанский приложил два пальца к шляпе.

— Постойте, — сказал лысый. — Какая же тут удача? На каждой бутылке мы теряем по три тысячи.

— Ничего вы не теряете. Продали все сразу — и за новым товаром. А так вы будете по бутылке сплавлять, на еду, на жилье тратиться, да еще попадетесь на глаза людям Медведя или полиции. Потеряете больше, чем загребете! Короче, ваше дело.

— Хорошо, — вдруг согласился лысый. — Берете все сразу? Так?

— Так, — согласился Ольшанский. Он достал из кармана шикарное портмоне, приоткрыл его, демонстрируя русским несколько полумиллионных купюр с изображением ясновельможного пана Юзефа Пилсудского — воина и патриота. — Товар на деньги.

— Забито. Встречаемся в восемь на этом месте.

За торгом со стороны наблюдал мистер Дэвис. Расставшись с русскими, Щепаньский подошел к нему. Дэвис брезгливо скривил губы и отрицательно мотнул головой.

— Эти не подойдут, — сказал он негромко. — Придется их оставить.

Что-то не понравилось опытному разведчику в облике спекулянтов спиртным. Что именно, он не уточнял. Щепаньский вздохнул и перекрестился.

— Матка бозка, как же повезло хамам!

Дэвис усмехнулся.

— Зная вашу руку, не сомневаюсь, пан Казимир. А теперь забудьте их.

— Извините, мистер Дэвис, — голос Щепаньского звучал твердо, — но бизнес — дело святое. Я у них возьму товар, как договорился. Пусть едут с миром.

— Может быть, вы и правы, — согласился Дэвис. — Продолжайте поиск.

Тем же вечером к синему «москвичу» с советским номерным знаком, остановившемуся на одной из тихих улочек центра, подошла молодящаяся дама. Следы близящегося увядания на ее лице умело маскировала косметика.

Смуглолицый мужчина, сидевший рядом с шофером, оглядел ее снизу доверху — от белых элегантных туфелек до легкой соломенной шляпки, венчавшей роскошную прическу. Мысленно оценил добротную работу родителей — широкие бедра, бодрую грудь, ощупал глазами ее привлекательную крутизну и, наконец, посмотрел женщине в глаза. Та улыбнулась, открыв ровные, ослепительно белые зубы, спросила негромко:

— Вы не подскажете, где я могу купить золотой перстенек русской работы? С бриллиантами или изумрудом. И не дешевку, а настоящую вещь?

Она прекрасно говорила по-русски, нисколько не пшекая.

Смуглолицый еще раз оглядел даму. Его взгляд теперь скользнул сверху вниз, обтекая красивую фигуру.

— Только перстень? — спросил он и улыбнулся. — Такой даме подошел бы гарнитур…

— Не смела мечтать, — сказала полька и тоже улыбнулась. — Интересуюсь всем, что можете предложить.

— Это будет дорого.

— Разве речь о цене, пан-товарищ? По-моему, я спрашивала товар.

— Вы серьезно? — с интересом спросил смуглолицый.