Ночь в городе - [42]

Они спустились по склону гигантской воронки, дно которой было завалено металлоломом, мотками проволоки, старыми автомобильными кузовами, разломанными бетонными плитами, горами битого стекла и кирпича, гнилыми досками, ржавыми корпусами электродвигателей, сгоревшими трансформаторами и черт ещё знает каким хламом. За полосой мусора поблескивала какая-то маслянистая жидкая поверхность, протянувшаяся до смутно видневшегося в темноте другого края воронки. Заливаясь в углубления между песчаными барханами, она образовывала причудливые языки. Над поверхностью жидкости торчали накренившаяся кабина и задние траки полузатонувшего в луже бульдозера. Когда со стороны водоема подул ветерок, у Герца начали слезиться глаза, а на языке появился металлический привкус.

- К вашему сведению, - сказал Энджел с легким смешком, - не советую туда нырять. Там и нефть, и бензин, и аммиак, и ртуть, и синильная кислота - всего понемногу.

Герц немедленно заподозрил, что его утопят в этом индустриальном коктейле, но у гангстеров нашлась другая жертва. К Энджелу подвели - а вернее, подтащили, так как он едва держался на ногах - человека со связанными за спиной руками. Он был безжалостно избит - рубец на лбу, рассеченные губы, разбитый нос, заплывший глаз. Едва двое конвоиров отпустили его, он повалился на песок. Энджел приказал:

- Вставай!

Связанный, кряхтя, начал подниматься - сперва перевалился на бок, потом поднялся на колени, и одним рывком встал на ноги. Едва он поднялся, один из бандитов, высоченный детина с густой бородой, толкнул его в грудь прикладом автомата, и тот свалился опять, упав головой на груду железных банок.

- Вставай! - повторил Энджел, осветив свои брюки фонариком и убедившись, что на них не попала грязь.

Связанный опять, тихо охая, поднялся на ноги, и опять полетел на землю. Эта процедура повторилась ещё раз, и когда Энджел вновь приказал ему встать, тот покачал головой.

Тут перед пленником предстал Муги. Он был разъярен и возбужден.

- Что, эта сволочь не хочет вставать? - завопил он и, подскочив к связанному, ударил его ногой под ребра: - Встать, кому говорят, если не хочешь пулю в лоб! - в руке у него появился пистолет. Под ударами взбешенного бандита человек с трудом поднялся на колени, но не дожидаясь удара, рухнул обратно. - А, сука, обмануть нас хочешь?! - Муги выстрелил из пистолета в землю, и рядом с головой пленника взметнулся песчаный фонтанчик. Он дернулся и попытался отползти. Тогда Муги выстрелил ещё раз, но по другую сторону от его головы. Выстрелы как бы обрисовывали контур лежащего на земле тела.

- Ты до тех пор жив, пока будешь двигаться, - сказал бандит, - тебе же обещали, что с тобой ещё побеседуют серьезно?

Тогда Энджел подошел к лежащему на земле, чуть наклонился к нему и сказал:

- Что ж ты, подлец, нас обманул? Думал, что мы ничего не узнаем? А ты знаешь, что никого так сурово не наказывают, как изменников и предателей? Тебя ведь предупреждали, что с тобой будет, если ты нас предашь? Или ты думал, что мы не посмеем с тобой расправиться? Или что твой Ван Рубьюги тебя защитит? Ишь какой умный нашелся - мы ему деньги платим, а ему все мало, и он продался этому ублюдку! Ну ладно бы получал от него бабки - это я даже приветствую: иметь своего осведомителя у Рубьюги никогда не помешает, но ты же, сволочь, ничего нам не говорил! А когда совсем запутался, совершил последний и самый страшный грех - побежал жаловаться в полицию! Допустим, полиция вся в наших руках - жить тебе осталось недолго, и я могу это тебе сказать - но принцип есть принцип! А ты подумал, что случится с твоей женой и детьми?

Тут в первый раз пленник заговорил. Из его разбитых губ вылетел хрип:

- Ради бога, не трогайте их!

- Как бы не так, - ухмыльнулся Муги, плюнув человеку в лицо и перекинув из руки в руку пистолет, - мы про них не забудем. У него две девочки, - сообщил он. - Одной пятнадцать лет, другой одиннадцать. А я люблю девочек. Трахнешь, а потом шею ей свернешь - бесподобно! - он прямо светился от сладостных воспоминаний. - И с супругой твоей любимой позабавлюсь, можешь быть спокоен.

- Негодяй! - просипел лежащий, и из его глаз потекли слезы.

- А ты что думал, дорогой мой? - произнес Энджел тоном, каким отец отчитывает нашалившего сына, - о чем ты думал, когда продавался Рубьюги? Что мы с тобой в бирюльки играть будем? У нас на этот счет просто: провинился - отвечай! Скольких моих людей Ван Рубьюги отправил на тот свет благодаря твоей измене? Четырех, не меньше. Вот и будет восстановлена справедливость. Да ты не бойся, может, мы твое семейство ещё оставим в живых - живую женщину лучше использовать, чем мертвую, правда, Муги?

- Это верно, шеф. Я мертвых не люблю - уж очень они холодные; ну разве что когда других нет. Ну, это будет зависеть от них самих - удовлетворят они нас, можно будет и помиловать их. Ты понял? - и на человека обрушился ещё один удар ботинком.

- Ну, - сказал Энджел, - есть тебе что сказать в свое оправдание? Эй, ты слышишь меня, Ангстрем?

- Слышишь шефа?! - заорал Муги и ещё раз ударил лежащего, - отвечай, когда с тобой разговаривает шеф!