Ночь упавшей звезды - [12]

Мне вдруг вспомнился взгляд первого, убитого мною. Я передернула плечами. Знобит... Или это оттого, что вечерний холодок заполз в открытое настежь окно?

Темулли подошла ко мне и ткнула пальцем в грудь:

-- Мне нужно. Ты не поймешь. Мне нужно отомстить. А из лука -- не то. Я хочу видеть их глаза.

Я заглянула в кошачьи зрачки странной девочки:

-- Может быть, не пойму. Но я не хочу, чтобы ты пожалела потом о своем выборе.

Уложила клеймору на ковер и взялась за ножи и точильный камень. Тихое "вжихх" наполнило комнату.

Неужели на свете нет никого, у кого бы не нашлось отравленного ножа в сердце? Кто просто жил бы и радовался этому миру, солнечному лучу, просвечивающему сквозь зелень листьев, голубому небу за окном?

Я отвернулась от комнаты и локтем смахнула слезу. Мертвые не плачут.

-- Бедный папа... -- тянул свое Люб. -- Сандра вон тоже на мечах драться хочет... Сандра-Талька Цмин -- это моя сестра, -- мальчишка зачем-то опять взглянул на потолок. Любовался дивной резьбой? -- Подмастерье-менестрель, вот... Из Венисской школы менестрелей. Между прочим, тоже рыжая... Ой!

В распахнутое окно влетела растрепанная пятнистая птичка с красными бровками и задорным хохолком, зависла, игнорируя закон всемирного тяготения, над плечом мевретта, пискнула и оставила на его синей тунике белое пятно. Мевретт неожиданно ловко поймал нахалку; будто кусок сыра, сжал в кулаке. И, пошатываясь, ушел в спальню. Дверь за его спиной словно захлопнуло ветром. Хотя, чтобы захлопнуть такую тяжелую, требовался, по меньшей мере, ураган.

-- А чего это было?

-- Летавка. Они письма носят.

-- Любо-овные...

Темулли откинула за спину зеленые спутанные волосы и толкнула меня под локоть:

-- Не реви. Я же не реву. И ты не реви. Поняла?

Вот дура! Ну кто толкается, когда в руке нож... клинок скользнул по точильному камню и наискось вонзился в ладонь, выйдя с другой стороны, окрасившись кровью.

-- Мгла, -- выругалась Темулли и, ухватив мою руку, прижала сосуд. -- Вот балда. Не умеешь с ножом обращаться...

Второй рукой она принялась нашаривать в рукаве платок.

Люб подбежал, взглянул на мою руку и присвистнул:

-- Сегодня не ваш день, видимо...

Я с яростью выдернула нож:

-- Нечего под локоть лезть!!

Что угодно: ругаться, зубами скрипеть -- только не орать перед глупыми детишками и этим... лилейным мевреттом. Может, он и не заметил? У себя взаперти...

-- Сама ты... -- отозвалась Тему, наконец, выуживая платок и зажимая рану. -- Если руки трясутся, нож не бери...

Она сердито сдула со лба прядь и уже как-то виновато спросила:

-- Сильно больно?

-- От тебя у любого руки затрясутся, -- прошипела я. -- Я тебя выдеру.

Перекинула девчонку через колено и от всей души шлепнула пробитой ладонью. Отпечаток на ее попке остался что надо!

А у меня в глазах потемнело.

Спихнув Тему с колен, я здоровой рукой нашарила в сумке зелье, выдернула пробку зубами и облила рану с двух концов. Зелье зашипело, кровотечение остановилось. Пока не началось снова, я обмотала ладонь бинтом и затянула узел, помогая себе зубами.

-- Если... если ты еще раз сунешься под нож... -- рыкнула я на Темулли, -- никакой тебе войны! Замуж -- и точка!

-- Дура, -- вне себя от праведной ярости крикнула Темулли, кубарем скатившаяся на пол и растиравшая пострадавшее место. -- И я еще тебя лечила!! Платок отдай!

-- На, -- я подняла и кинула капризуле платок. Потом вздернула ее за шкирку здоровой рукой и поставила, зажав коленями. -- И если еще раз назовешь меня дурой, я тебе... я тебя... в угол поставлю, вот!!

Млин! Связался черт с младенцем!

Не разбирая дороги, я вылетела в коридор.

-- Да я тебя еще и не так обзову!! -- пискнула мне в спину Темулли и выскочила следом. За ней, удивленно щурясь, но не теряя солидности, показался Люб, громко -- так, что было слышно и мне в коридоре, -- поинтересовавшись у закрытой двери в спальню мевретта:

-- Вы же в порядке, да? Я могу идти?

Рыжему не ответили.

От павшего лучника осталась очень удобная ниша: пустая и темная. Я забилась в нее, усевшись на корточки, придерживая раненую руку здоровой.

Мимо ниши, яростно оглядываясь, перепрыгивая обломки и сбивая факельный огонь, пронеслась зеленоволосая. За поворотом звучно грохнула дверь.

Через минуту, задумчиво сопя, запустив руки в рыжее гнездо на голове, протопал Люб.

Прошли два стражника.

И стало восхитительно тихо.

Но тут, словно чтобы окончательно испортить мне день, из конца коридора донеслись шелест шелка и легкие шаги. Не иначе, какая-нибудь потрясающая элвилинская красотка, из тех, что шлют любовные письма мевреттам с летавками. Да чтоб их всех!

"Только бы не остановилась!" -- взмолилась я, решая тупо молчать: пусть считает меня новым украшением или фамильным призраком элвилинского дедушки...

Так и есть -- красавица в темно-синем платье, с аккуратно уложенными темными волосами. Из прически выглядывают острые кончики ушей. Большие глаза светятся в полутьме.

Споткнувшись об обломки лучника, красавица ойкнула и своими синими плошками уставилась на меня.

-- Это еще что? Иллит атор, леди. Вы кто?

Я упорно молчала.

-- Я спросила, кто вы? -- ледяным тоном повторила остроухая. -- Это вы здесь устроили? -- и указала на мраморные останки.