Ночь триффидов - [66]

Торренс и его подручные были не настолько глупы, чтобы отказываться от услуг талантливых людей только потому, что у тех иной цвет кожи или они слепы. Особенно много талантов было среди мужчин и женщин, потерявших зрение. Подобные люди являлись подлинным достоянием колонии и использовались соответственно. Но им приходилось дорого за это платить. Ради получения образования и быстрого продвижения по службе они были вынуждены пожертвовать детородной способностью. Никто не знал точно, какое символическое значение имел этот акт. Некоторые считали, что это своего рода клятва верности генералу Филлингу, другие утверждали, что это лишь способ создать управляемый класс государственных служащих. Как бы то ни было, но Торренс считал прослойку евнухов в создаваемом им обществе весьма полезной.

Оставаясь на базе, я днем участвовал в общих работах. Ходил с патрулем по внутреннему периметру ограды, колол дрова, чистил горы картофеля. А теплыми тихими вечерами за кружкой пива беседовал с «лесовиками». А еще — непрестанно думал о Керрис Бедеккер. Тысячу раз в день я задавал себе вопрос, что она сейчас делает. Волнует ли ее, что происходит со мной? Кто она — друг или враг? И согласится ли добровольно бежать, если я изыщу способ вывезти ее с Манхэттена? И как поведет себя, узнав, что ее отец уподобился средневековым баронам-грабителям и ничем не отличается от самых кровавых тиранов? Я этого не знал. Я вообще мало что знал. Однако когда я, ложась спать, закрывал глаза, перед мысленным взором вставал ее образ, а порой Керрис навещала меня и в снах.

Так я провел шесть дней. Следующий, седьмой, день пребывания в колонии оказался поистине судьбоносным.

Над отвесной скалой на противоположном берегу реки медленно занималась заря. Птицы на деревьях начали подавать голоса. Из курятника донеслось громкое «кукареку». Триффиды приветствовали приход дня стуком отростков о стволы. Восходит солнце, возвещали, как мне казалось, они. Восходит солнце… Возможно, что после стольких дней тьмы они по-прежнему были чересчур нервозны. Не исключено, правда, что они чувствовали приближение окончательной гибели. Но сейчас триффиды встречали появление солнца крещендо барабанной дроби. Вскоре отдельные удары слились в ужасный рев.

Я брился, вслушиваясь в эту ботаническую овацию. Рядом с умывальником дымилась кружка кофе. Умывальное помещение было открыто. Впрочем, помещением его можно было назвать лишь условно — ряд умывальников, укрытых от непогоды крышей из гофрированного железа. Стен не было, и я слышал, как триффиды грохочут ветвями, начиная новый день. Их дневное занятие состояло в постоянном давлении на сетку ограды. Со стороны триффидов это, видимо, был акт слепой веры. Тысячи и тысячи навалившихся на изгородь растений верили, что стена, отделяющая их от вкусной пищи, падет, как пали когда-то стены Иерихона.

Неподалеку от умывальников находился душ, окруженный по соображениям скромности некоторым подобием стен, почти доходивших до крыши. Оттуда доносился сопровождаемый пением плеск воды. Пел мужчина — и, как ни странно, вполне мелодично.

Я уже соскреб с подбородка половину щетины, ухитрившись при этом не очень-то сильно порезаться, когда вдруг увидел, что мимо импровизированной ванной бегут люди. Бегут все в одну сторону. Бегут — и что-то кричат. От страха? От восторга?

Схватив полотенце, я стер с лица остатки пены и устремился с толпой к реке. Оказавшись на берегу, я огляделся по сторонам и все понял: из-за излучины появилось удлиненное тело субмарины.

Судя по крикам толпы, дела обстояли не лучшим образом. Даже с моего места было видно, что подлодка накренилась на один борт, а возвышающаяся часть слегка потрепана. Кто-то кричал, требуя медиков.

Перемещаясь с трудом, словно раненый левиафан, субмарина описала по реке широкую дугу и, причалив к деревянному пирсу, чуть продвинулась вдоль него вперед. Теперь в красноватом свете зари стало видно, что в рубке зияют пробитые снарядами отверстия, а ее верхняя часть превратилась в металлические лохмотья. Перископ и радар отсутствовали. Впрочем, на самом корпусе серьезных повреждений не наблюдалось. Толпа стояла на пирсе, глядя, как выползают из люков изможденные члены команды. Появление каждого моряка встречали приветственными возгласами, а когда матросы проходили мимо, их ободрительно похлопывали по спинам и обнимали. Судя по понурому виду экипажа, их мучила не только усталость, но и нечто гораздо более серьезное. Подтверждение пришло очень быстро.

— Люди Торренса забрали Кристину из госпиталя, — сказал мне Сэм. — Прости, Дэвид. Я понимаю, как ты расстроен. — Он смотрел на причал. Из люков вытаскивали носилки с ранеными. — Мы потеряли несколько отличных ребят. Лишь половина коммандос вернулась из рейда. Кроме того, подлодка перед погружением попала под огонь береговых батарей. Если бы ей не удалось укрыться в полосе тумана, она бы вообще не вернулась.

— И что теперь?

— Что теперь? — Сэм выглядел обескураженным. — Теперь мы приступим к реализации плана Б.

— Что это за план?

— Знаешь, Дэвид, самое интересное, что я пока сам этого не знаю.