Ночь святого Кондратия - [32]

— А кого, уважаемый, жечь будете? — спросил тогда Юрий.

— Ваша милость, — отбросив сырое полено, старший работник коротко поклонился.

— Неужто на живых картинах не видели? Пойман, гад ползучий! Сколько он всех бомонцев изводил! Колдун он, чароплет проклятый!

— Да, — живо заинтересовалась Константа, — а на чем гадал?

Перед красавицей горожанин подобрался, расправил плечи — отчего выкатилось приличное пузо. Но герой не смутился и сказал с гордостью, как будто сам изловил супостата:

— Он старостой был в Дроздах. Ну — слобода к полночи недалече. И такой был днем тихонький весь, услужливый да вежливый — ну никак не заподозришь худого! А ночью-то как пойдет на яйцах ворожить!

Зафира ойкнула.

— Не на тех, госпожа, — ухмыльнулся рассказчик, — на куриных.

Баронская дочь прикрылась накидкой. Горожанин продолжил:

— И ворожил он в сон, в чох, в птичий грай и свинячий насморк. Да нашла коса на камень: захотел извести благородного рыцаря… Да не здешнего, с юга откуда-то. Не подобрал, стало быть, к рыцарю ключик. То ли рыцарь свежим взглядом заметил — то ли ума не имел, не к чему было ключик подбирать — а сразу в драку. Ну, рыцари — они ж такие!

Зафира слушала повесть, как натуральный роман из папиной библиотеки: возведя очи горе, сложив руки на высокой груди, и покрываясь волнами румянца. Константа даже незаметно толкнула ее в бок.

— Спасибо, добрый человек, за рассказ. Поехали! Вечером посмотрим, — опамятовалась Зафира.

— В точку, госпожа! Вечером посмотрите, как блудодея казнят лютой смертью.

Только отъехав за мост, Юрий перестал хлопать глазами, выровнял дыхание и хрипло спросил:

— Так вы пойдете смотреть на это?

Девушки с искренним недоумением переглянулись:

— Ты же Дьявол! Ты же его душу забрать должен!

Юрий схватился за эту ниточку:

— Но никто не должен видеть, как я забираю душу.

— А мы не будем смотреть, как ты душу заберешь — мы будем смотреть, как он жарится. Ишь чего удумал, сученыш! На куриных яйцах ворожить!

В гостинице Юрий прямо кожей ощутил, как зауважали его слуги и сам хозяин. С тележкой, с пони — не нищеброды какие-то. А что пони маленькие, так это от бережливости. Не зря же сказано: “жрет, как конь”.

Коней — только маленьких — отдали распрягать слугам. Зафиру от белого едва отцепили. Припасы грузчики перетаскали в погреба под замок; ключ выдали Юрию. Пока мужчина занимался серьезным делом, девушки сосредоточенно готовились к вечернему зрелищу. Снова надели все самое лучшее — только на этот раз все же прикрылись накидками. Баронская дочь нацепила ту самую тяжелую пряжку с сапфирами. Глядя на это, и Константа украсилась диадемой.

— Неприлично камеристке одеваться краше госпожи, — надула губы Зафира.

Константа повернулась от зеркала. Оглядела комнату и спокойно, веско сказала:

— А где же тут госпожа? Вы же беглянка теперь. И не платите мне уже третью неделю.

Зафира дернулась было возмутиться — но тут же и увяла. Уйдет Константа — и что тогда баронской дочери останется? Дьявол этот, который цветочка не подарил? И слов правильных не говорил. А замуж и вовсе не звал. Так что на Врага рода людского никакой надежды нет. И вредная Константа — единственное родное лицо. Не говоря уж о том, что камеристка от обиде может и батюшке донести. Так что лучше держать ее в союзниках, а на диадему глаза закрыть. Все равно пряжка дороже стоит!

Перестав дуться, баронская дочь первая поплыла к выходу.

На предмостной площади не то что яблоку — изюминке упасть было негде. Юрий немного поработал языком и локтями. Локти он без смущения втыкал под ребра кому придется, а языком огрызался на глупцов, которые смели быть этим недовольны. По наглому поведению его приняли за обедневшего дворянина, злого от нищеты и общей униженности. С таким связаться себе дороже. Так что до ограды перед столбом троица путешественников все-таки добралась.

— Лучшие места, — протянула Зафира. — Выражаю благоволение…

Осужденного пока не привели. Зато можно было в подробностях рассмотреть место казни. Каменный столб — судя по копоти, явно не простаивающий. Высотой два человеческих роста, обхватом же с хороший дуб. Сразу несколько комплектов цепей — как упавшие паучьи лапы. А уж поленница выглядела прямо-таки образцово. Дерево к дереву; по площади плыл запах хорошо вылежавшихся дров. Помощник палача выхаживал вокруг крады громадным красным кочетом; верхушка алого колпака свисала петушиным гребнем. И даже ноги он подымал высоко — точь-в-точь птица. Громадными кулаками помощник постукивал поленницу, добиваясь абсолютной гладкости укладки.

— Птица-колотун, — пробучал Дьявол, не понимая, зачем он сам-то сюда приперся.

Из толпы доносились вздохи и ахи женщин, восхищающихся красотой наряда и самим здоровяком.

Слева от путешественников закричали:

— Дрова! Дрова! Лучшие буковые дрова!

Повернув голову, Юрий увидел бойко торгующего развозчика. Встретившись с Дьяволом глазами, парень подмигнул:

— Купи поленце, добрый гость города! Внеси свой вклад!

— И мне, и мне! — закричала Зафира.

Константа же молча бросила парню монету. Взяв по полену, девушки передали их здоровяку-кату. Тот немедленно положил дрова в верхний ряд — тут-то до Юрия и дошло, зачем такой высокий столб. То ли отличаюсь бомонцы щедростью — то ли сильно досадил им этот самый чароплет. Так или иначе, а поленница уже переросла макушку птицы-колотуна.