Ночь соблазна - [38]

Оторвавшись от губ Мауры, он посмотрел на нее в задумчивости. Она стояла с открытым ртом, жадно хватая воздух. Ее нежная кожа не привыкла к мужской настойчивости. Губы девушки уже слегка опухли и блестели, как будто их смазали медом. Эверод же лишь пригубил их сладость и теперь жаждал большего.

Он развернул Мауру. Она инстинктивно положила руки ему на грудь, не позволяя прижаться к ней слишком тесно. Она не чувствовала, что его бунтующее мужское естество уже разбухло и напряглось, словно железный штырь. Эверод мечтал потереться этим затвердевшим орудием о расселину между ее обнаженными ягодицами и полюбоваться, как девушка сама задрожит от нетерпения. А вот когда она станет сходить с ума от желания и будет молить его, вот тогда он раздвинет ее бедра и вонзит орудие наслаждения сзади в ее влажные ножны.

— Мои поцелуи не должны вас пугать, — сказал Эверод, отвел ее руку и прижал девушку к своей груди.

Она попыталась было освободиться, но очень скоро поняла, что Эверод только начинает свою игру с ней.

— А я и не говорила, что они меня пугают! — надменно ответила ему Маура.

Эверод увлек ее в глубину сада. Мальчишкой он играл в этом саду и сейчас легко бы мог найти дорогу в лунном свете.

— Еще как пугают, — дразнил он, вращая Мауру, пока у нее не закружилась голова. — Еще как! — Он поймал ее руку. — Я знаю вашу тайну, Маура Кигли. — Виконт наклонился к самому ее уху. — Хотите, я скажу вам то, в чем вы еще не признались ни единой живой душе?

Маура не нашла слов, только отрицательно покачала головой.

Эверод проник под покров пелерины, наслаждаясь теплом и нежными изгибами женской фигуры, скрытой под накидкой.

— Вас пугают мои поцелуи, потому что вы желаете их больше всего на свете.

В ответ на это самоуверенное заявление Маура иронически фыркнула.

Продолжая одной рукой крепко прижимать ее к себе, Эверод другой рукой гладил ее по щеке. Чувствовалось, что Маура тянет время в надежде, что он потеряет бдительность и тогда она сможет убежать.

Эверод иной раз поддавался внезапным порывам, но он старательно оберегал то, что считал своим.

— Вы ведь сегодня хотели, чтобы я вас поцеловал. — И он приблизил свои губы к ее губам, дразня ее.

— Ничего подобного я не хотела. Вы бредите, лорд Эверод! — воскликнула Маура, стараясь оттолкнуть его и избежать этих манящих губ.

— Вы же в былое время называли меня по имени! Так, будто мы…

— Брат и сестра! — прошептала Маура, не сознавая того, что ее попытки увернуться воспламеняют его еще сильнее, чем прежняя покорность.

— Влюбленные. — И Эверод положил конец ее сопротивлению, снова горячо приникнув к ее устам. — Ну, назовите меня по имени! Хотя бы раз. Язык у вас не почернеет и не распухнет, если вы окажете мне такое снисхождение.

Двенадцать лет он никому не позволял такой вольности — называть его по имени. Таунсенд — такое имя носили предки его матери, и восходило это имя к XV веку. Все потомки этого славного рода, как и его мать, давно уже покинули этот свет. Когда-то Маура принадлежала к тем немногим, кто звал виконта по имени, а не по титулу. Но после изгнания из семьи он стал только Эверодом. И всякая любовница, рискнувшая назвать его по имени, горько пожалела бы о своем безрассудстве.

Так было до этого момента.

А теперь он хотел услышать свое имя из ее уст.

— Вы что же, забыли, как меня зовут?

Маура застыла в нерешительности.

— А если я назову вас по имени, вы позволите мне вернуться в дом?

Эверод ткнулся носом в ее щеку, чтобы она не увидела, каким торжеством вспыхнули его глаза. Она пыталась торговаться с ним, а ведь уже проиграла сражение! Эверод мог лишь умиляться ее простодушию.

— Даю слово! — торжественно произнес он, выпуская Мауру из объятий.

Уверовав, что ей удалось добиться своего, она отступила на шаг и восстановила между ними дистанцию.

— Ну хорошо. — И только тут она заметила, что Эверод увлек ее гораздо дальше от дома, нежели она полагала. — Таунсенд, — произнесла она ласково и при этом кивнула, словно ожидая, что он поведет себя точь-в-точь как дрессированная собачка в цирке.

Мауре предстояло еще многое о нем узнать.

Эверод не отступил. Извиняющимся тоном он произнес:

— Прости великодушно, но после стольких лет я ожидал большего.

— Большего? — в ее голосе прозвучала настороженность.

Он сделал неопределенный жест.

— Больше тепла. Больше страсти.

— Увы, мне недостает ни того, ни другого. — Маура попыталась обойти его сбоку. Он ленивым движением поймал ее за руку, притянул девушку к себе. Пока он не добьется своего, она не уйдет.

— Лжец! Негодяй! — Она негодовала, ибо считала, что он обманул ее. — Вы же обещали, что я буду вольна идти в дом, как только произнесу ваше имя.

— Я сдержу слово, — сказал виконт примирительно. — Со временем.

Он провел ее! Мауре хотелось пнуть что подвернется под ногу — так она была сердита. Слишком большое удовольствие получает Эверод, играя с ней, чтобы позволить ей ускользнуть так легко. Еще хуже то, что гордость подстегивала ее гнев и упрямство. Ей ведь не хотелось уходить от него. В доме Уоррингтонов ее ожидали долг и ответственность. А Эверод всегда олицетворял свободу и приключения. До тех пор пока они не встретились, Маура не осознавала в полной мере, как ей его не хватало. Когда они остались в саду наедине, она легко поверила, что эта ночь таит в себе какое-то волшебство. «Ну что за беда, если он меня поцелует украдкой раз-другой?» — так нашептывал ей внутренний голос, уговаривая ее не спешить. Взойдет солнце — и хрупкое перемирие между нею и Эверодом испарится, как утренняя роса; он вновь станет холодным и чужим человеком, который считает ее своим врагом, хотя сердце его противится таким рассуждениям.