Ночь печали - [18]

— А что, он остановится? — поинтересовалась Малинцин.

— Я никто, — заявил Кортес, забирая назад свои тщеславные слова. — Я никто и ничто. Прах.

— Все мы из праха, — подтвердил отец Ольмедо.

— Прах, — эхом отозвались войска.

— И что они теперь будут делать? — спросила Кай.

— Они будут есть пляж, — ответил Лапа Ягуара. — Пляж, горы, джунгли и пустыню. Они все это сожрут.

Глава 6

Лапа Ягуара свежевал броненосца. Броненосца подстрелили, и потому мяса с него много не снимешь, но чужаки хотели отведать его вкус и почувствовать себя хорошими охотниками. Они также поймали несколько игуан и надели им на шеи веревки.

— Вас оставим на потом, — сказал им Лапа Ягуара.

Звери щурились, наслаждаясь утренним солнцем.

— Они собираются поделить нас так, чтобы каждая досталась одному мужчине, — сказала Малинцин Кай, шинкуя лягушку и жуя лист кинзы, чтобы сплюнуть его в еду. У нее было лишь две руки, и потому во время готовки она работала также и зубами.

— Ты видела густой мех на лицах чужаков? Разве они не отвратительны? Похожи на муравьедов.

Малинцин знала, что майя были очень чистоплотным народом и купались несколько раз в день. Но чужаки и вправду были грязными. Они не знали, что следует сооружать помещения из высокого тростника, чтобы там скромно опорожнять желудок, а затем ночью выносить нечистоты и разбрасывать их по огороду, чтобы урожай рос лучше. Они опорожнялись, не думая о приличиях, словно собаки: на берегу, на лугах, у кораблей, расстегивая свои странные одежды и спуская их до колен. Они плевались слизью. Мухи следили за каждым их движением. А как они ели? Словно жадные дети, так что пища и напитки стекали по подбородкам, капая на грудь. Кроме того, они непрерывно разговаривали в полный голос, начиная с того момента, как вставали со своих циновок по утрам, а по ночам громко пели. Они разговаривали даже со своими огромными животными: шептали им в уши, издавая какие-то странные щелкающие звуки. Звери закатывали глаза и отвечали им дикими криками. Некоторые женщины поначалу думали, что огромные звери умеют говорить на человеческом языке, но потом поняли, что это не так.

Их собаки были совершенно невиданными созданиями, хотя и поменьше травоедов. Щенки у ацтеков и майя спали с детьми, чтобы те не мерзли, а когда безволосые псы вырастали и становились толстыми, их забивали и делали из них плов. Чужаки не ели своих собак. Наоборот, эти жуткие создания с оскаленными пастями вполне могли сожрать человека по приказу хозяев. Кай, Лапа Ягуара и все остальные предупреждали Малинцин, что собаки помогают чужакам ловить беглецов.

Тем утром несколько чужаков, похожих на гусениц, упражнялись в стрельбе из луков, маленьких, но очень мощных. Стрелы, спускаемые с тетивы, преодолевали большие расстояния. Другие чужаки бегали с копьями в руках, разя деревья. Некоторые держали в руках топоры с длинными рукоятями: сначала вращали их над головами, а затем рубили кусты. Некоторые маршировали по побережью под барабанную дробь, скандируя: «Izquierda, derecha! Izquierda, derecha!»[8]. Травоедов мыли и расчесывали под руководством красивого дикаря по имени Альварадо.

Малинцин Таракан чем-то напоминал отца. Она никогда не говорила об этом Кай или Лапе Ягуара. Тем не менее этот белый держался гордо, как и ее отец, у него тоже были короткие ноги и широкая грудь. Ни один мужчина, за исключением ее отца и Кортеса, не смотрел ей прямо в глаза. Правда, во всем остальном он не имел ничего общего с ее отцом. Кай называла чужаков гусеницами из-за их гладких ворсистых штанов. Когда чужаки представали перед ними в своей белизне и обнаженности, она называла их личинками. Позже, когда Малинцин выучила их язык, она узнала, что таракана они называют «la cucaracha». «El mono» — это обезьянка, «la oruga» — гусеница, а «el gusano» — червяк. Агильяр, тот самый, кто объяснил ей предназначение виселицы в Веракрусе, каждый день учил ее новым словам. Он был чужаком, но побывал в рабстве у майя, и потому знал их язык. Более того, кожа Агильяра была коричневой, а не светло-желтой, розовой или нежно-белой, он ел, склонившись над землей, и к одежде чужаков он явно не привык. Малинцин считала его почти своим, человеком солнца, хотя Лапа Ягуара и говорил, что не стоит доверять ему так же, как и всем остальным.

Если ее народ можно назвать народом солнца, думала Малинцин, то бледных дикарей следует назвать народом луны. Луна опустилась в объятия моря, и от этого холодного соития родились белые люди. У некоторых из них были глаза цвета моря, у других же волосы напоминали сушеные водоросли, они не расчесывали и не стригли их, как подобает воинам. Губы их вождя напоминали губы рыбешки — это был совсем не человеческий рот, и, как и у всех остальных, его панцирь отливал серебром.

— Интересно, кому из них меня отдадут? — спросила Кай, так как женщины по-прежнему жили в одном шатре. — Лапа Ягуара говорит, что они весьма привязаны друг к другу. Он видел странные обычаи, за которые по нашим законам следует наказание.

— Лапа Ягуара весьма наблюдателен, Кай.

Действительно, у Лапы Ягуара глаза были хитрыми, как у грызуна. Умелый мясник, он свежевал кроликов и собак так ловко, как другие чистили фрукты. Он думал, что если бы не родился простолюдином, да еще и столь странным, то стал бы жрецом, одним из тех, кого окружали почетом, кто вырезал сердца у пленников, сдирал кожу на церемонии свежевания и носил эту свежеснятую кожу как накидку; тогда бы он отпустил волосы и пропитывал их кровью. В крайнем случае, он стал бы воином, настоящим ягуаром или орлом.