Ночь падающих звезд - [48]

Она с любопытством поглядела на него.

— А разве у вас никого…

— Моя жена бросила меня, — тихо произнес он. — Ушла с Мартином, это наш сын, три года назад. И я не знаю, где они. А несколько недель назад ушла моя подруга, не сказав ни слова. Что во мне такого, что все бросают меня?

Девушка разглядывала его, гладя своего медвежонка, которого, как ребенка, держала на руках.

— Но вы же совсем не толстый! — удивилась она.

Он пожал плечами.

— Быть толстым, это вообще-то не очень плохо, действительно, не плохо.

— А что же плохо?

И он ответил, скорее себе самому:

— Остаться одному.

— Да.

Они придвинулись поближе друг к другу и задрали головы в ожидании новой падающей звезды.

— Господи, Нини, только не говори ерунду! — Лусиан встряхнул ее за руку. Она стояла перед ним прямая, с высоко поднятой головой, рядом — в свободной позе — Амелия. — Вы могли бы высказать все друг другу, если вообще есть о чем говорить.

— Мне нечего сказать.

Амелия, на голову выше Нини, держалась высокомерно, что являлось ее наиболее удачным оружием, при помощи которого она выводила человека из строя. Только ни Нини! Она не давала себя так быстро запугать.

— Послушай, ты, хорошая! — бушевала Нини. — Ты улизнула с моим Лулу и проводишь с ним время, потому что я нахожу общий язык с твоим Максимом? Эй, Макси!

Тот поспешил скрыться. Сцена была ему противна. Несколько людей смотрели в их сторону, не выказывая особого интереса, ночь была уже на исходе.

Вообще-то, как полагали люди постарше, Дарлинг Никола должна была бы уже объявить отъезд, остальные туристические группы уже давно уехали. Но Никола, окруженная слушателями, сидела со своей гитарой у Лобеманнов и пела шотландские песни, так тихо, как будто колыбельные. Вдовы подпевали ей.

Максим с удовольствием присоединился бы к ним, но надо было следить за развитием ссоры. Конечно, он был рад снова заполучить Амелию — ио так ли было на самом деле? Казалось, она с ума сходила по этому босяку в кожаной куртке, с нелепой серьгой в ухе и жидким конским хвостиком. Абсолютно заурядная личность. Не дотягивал ни до его уровня, ни до уровня Амелии. С другой стороны, маленькую Нини он находил сногсшибательной, забавной и одаренной. Как же она спела ту песню, нежным голоском и с трогательным выражением лица! Кроме того, девчонка была, что называется, с перцем в за…

Максим прервал свои грубые мысли. Только не становиться вульгарным!

— Пошли, давай уйдем отсюда.

Он взял Амелию за руку, но взгляда не отрывал от Нини, от ее кожаной юбки, едва прикрывавшей попку. Во время их совместного путешествия из Ламмвайлера сюда он часто обращал свой взор на полуобнаженные бедра, одергивая себя, дабы не произошло катастрофы. Поначалу он находил ее манеру держаться ужасной, вульгарной и дерзкой, но продержался недолго.

— Попозже, Максим, хорошо? — Волосы Амелии растрепались, на ней были брюки, которые она надевала редко и в высшей степени неохотно. Перед ним стояла совершенно другая Амелия, с налетом кокетства, близким к неряшливости. — Если не возражаешь, мне хотелось бы еще поговорить с Лулу.

Не ожидая ответа, что было еще лучше, она взяла под руку короля гитары. Тот смущенно ухмыльнулся, передернул плечами, как бы говоря: «Ну что я могу сделать?», и ушел с Амелией, ни разу не обернувшись.

Растерянный Максим прошел за ними несколько шагов.

— Оставь их. — Нини нежно толкнула его в бок. — Снимай этот дурацкий галстук и пошли.

— Куда?

— За замок, в парк, подальше от этих идиотов! — Под «идиотами» она подразумевала группу туристов на лугу.

Она стащила у него с шеи галстук, повязав его вокруг головы как ленту, и они покинули поле битвы.

Максим чувствовал себя голым, и не только вокруг шеи, — обнаженным перед этой берлинской дерзкой девчонкой с чарующим голосом:

Жизнь моя, ты был жесток,

Меня бросив и покинув,

Я ж дала любить зарок,

Гордость девичью отринув.

Откуда-то донесся смех Амелии, что-то выкрикнул Лусиан, и все стихло. Тишина.

— Сумасшедшая ночь, да? — Нини потащила Максима в кусты, распахнула свою блузку, расстегнула ему рубашку: кожа к коже, тепло к теплу в эту удивительную летнюю ночь.

И вновь упала звезда, но они этого не заметили.

Неожиданно к Тео пришло облегчение, возможно от счастья, что теперь Дуня была с ним. Им надо было много сказать друг другу, но они молчали. С чего начать?

Он лишь спросил:

— Ты надолго?

— На две недели, может, чуть меньше или чуть больше. Не сердись больше, пожалуйста, хорошо? Я рада, что ты решился приехать сюда. Утром я поговорю с Генри, чтобы он предоставил тебе комнату.

Мысль, что он прервет путешествие, не понравилась ему. Он хотел завершить его, посетить Гретна-Грин, Йорк и на судне отправиться в Роттердам. Ему хотелось сидеть на своем месте, впереди, как раз за Николой, и еще нарисовать полную девушку и индивидуалиста…

Вместо этого он сказал:

— Мы бы были уже три дня женаты. Или четыре? Ни малейшего понятия. Как будто годы прошли.

— Ты устал, милый, — произнесла Дуня и чмокнула его в мочку уха. — Позволь оставить тебя ненадолго одного.

— Ты должна увидеть герцога? — не особенно довольно спросил он.

— Он смотрит телевизор.

— И еще он старый.