Ночь огня - [41]

В руке она сжимала письмо, полученное только этим утром, письмо, которое было переслано ей во Флоренцию из монастыря.

Это было то самое письмо, о котором Бэзил спрашивал ее сегодня утром, когда навещал. В тот момент его глаза метали искры. Теперь она поняла почему.

Аннализа сгорала от стыда за свою слабость. Она чувствовала, что должна принять постриг, но слишком боялась открыто не повиноваться отцу. Если бы это письмо пришло вовремя, то оно придало бы ей достаточно смелости.

Теперь она осознала, что молодой красивый граф был такой же пешкой, как она. Как можно было надеяться, что такой брак принесет счастье? Но было слишком поздно. Она струсила и поэтому выйдет сегодня замуж за человека, который не хочет на ней жениться. Она решила исполнить свой долг, вступив в этот брак, но ангелы знали, что творится в ее сердце. Они плакали вместо нее, потому что она не могла плакать, чтобы, не огорчать мать и отца.

Деревенская девушка-служанка, нанятая специально для того, чтобы помочь Аннализе перед свадьбой, прошептала: «Великолепно!» – и сцепила пальцы под подбородком.

Аннализа повернулась к высокому дымчатому зеркалу. Она бесстрастно рассматривала свою красоту: очень густые темные волосы, гладкая оливковая кожа и самое лучшее, что в ней было, – синие глаза, удивительно смотревшиеся рядом с темными волосами. Ее фигура походила на фигуру матери – такие же полные грудь и бедра. Платье было сшито так, что грудь неприлично ниспадала в квадратный корсаж светлого платья.

– Косынку, – твердо произнесла Аннализа и протянула руку.

Девушка запротестовала, когда Аннализа накинула ее.

– Ты знаешь графа? – поинтересовалась она.

– О да! Он вам понравится, миледи. Он молод, здоров и красив.

Девушка аккуратно расправила сзади кружевную косынку.

– Говорят, что он добр к своим слугам. Такой мужчина не бьет жену, правда?

– Спасибо.

Девушка принесла Аннализе успокоение, в котором та так нуждалась.

– Они ждут.

Аннализа колебалась, рассматривая через плечо темные облака.

Время для чуда еще оставалось.

– Пожалуйста, – тихо молилась она, – позволь мне вернуться!

Девушка была молода, слишком молода. Бэзил повернулся к ней в тишине комнаты, которую приготовили для них, и ощущение несчастья поглотило его. Что бы он ни чувствовал, в мире не было несчастья большего, чем несчастье его юной невесты.

Она стояла, невысокая и прямая, украшенная облаком темных волос, и смотрела ему в глаза. Он ожидал страха девственницы, но в огромных необыкновенно синих глазах было что-то другое. Огонь, темный и непокорный, – такого невозможно было ожидать от шестнадцатилетней девушки, воспитанной в смирении.

– Мы согрешили сегодня, сэр, – неожиданно произнесла она, подняв подбородок.

– Согрешили? – Он перестал развязывать галстук.

Аннализа вынула из-за корсажа сложенную бумагу. Бэзил узнал свой почерк.

– Оно пришло слишком поздно, – сказала она, поджав губы. – Приди оно хотя бы на день раньше, я бы внимательно отнеслась к его содержанию. Оно прибыло сюда за мной с Корсики.

Бэзил горько рассмеялся, нагнув голову.

– Если бы я сразу действовал в соответствии с тем, что мне приказывало мое сердце, ты получила бы письмо на день раньше.

Раскаяние пронзило его.

– Теперь Божья воля исполнена, мы связаны.

– Воля Божья? – повторила Аннализа с иронией. – Правда?

Сегодня Бэзил дважды получил свидетельства ее незаурядного ума. Конечно, в монастыре она узнала то, чего не узнала бы нигде более.

– На этот вопрос я не могу ответить.

Внезапно приняв решение, Бэзил закрыл дверь, чтобы им не помешал никто из слуг. Потом он решительно повернулся, она отшатнулась, но он покачал головой:

– Не бойся меня, Аннализа. Я хотел этого не больше, чем ты.

Он взял со стола нож и порезал палец – не так, чтобы это было заметно, но достаточно для того, чтобы пошла кровь. Аннализа тихо смотрела, как он подошел к кровати и запачкал кровью простыни немного в стороне от центра.

– Ну вот, – сказал он, обернувшись, – готово.

Она закрыла глаза и заслонила лицо руками, ее напускная храбрость превратилась в дрожь длинных белых пальцев. Бэзил мягко подвел ее к кровати и укрыл одеялом.

– Будет лучше, если ты не будешь раздеваться, – спокойно сказал он. – Спи.

– Спасибо, – прошептала она, протягивая ему руку.

Бэзил кивнул.

– Спи, – повторил он.

Бэзил снял камзол и устроился за столом, выглядывая из окна на дождь, моросивший за окнами. При свете единственной тонкой свечи, отбрасывавшей на страницу мерцающий свет, Бэзил достал перо, и слова, застывшие в нем месяц назад, свободно полились на бумагу. Он писал и плакал, один раз он настолько переполнился чувствами, что ему даже пришлось положить голову на согнутый локоть и подождать, пока эти чувства утихнут. Но он писал. В каждом слове было дыхание Кассандры, изгиб груди Кассандры, смех Кассандры.

Бэзил писал до тех пор, пока перо не выпало из его рук, поставив на листе небольшую кляксу, похожую на звезду. Изнуренный, он заснул за столом.

Глава 11

Холодным дождливым ноябрьским вечером Кассандра открыла дверь своего лондонского дома. Только теперь, глядя на знакомые вещи новыми глазами, она поняла, насколько изменилась сама.