Ночь ночей. Легенда БЕНАПах - [52]
Само собой, ждали, согласно личному таинственному опыту, остро сексуальных сюжетов, а в них потребность была безудержная. И слушатели не были обмануты в своих ожиданиях. Что было, то было… Но, как ни странно, даже в этой серии снов рассказчики соблюдали какую-то новую и редкую для офицерской среды пристойность… А в остальном просили не заливать, держаться ближе к самому сновидению: «Не помнишь, скажи: не помню, не можешь выразить словами — не выражай. Лучше замолкни, только не выдумывай». Попадались у далеких друг от друга людей очень похожие сны. Даже иногда с одинаковыми или схожими персонажами:
— И у меня!.. И у меня!.. — неожиданно вскрикивали слушающие.
Встречались сновидения одних и тех же животных или растений, цветового колорита или признаков пейзажа. Тогда председатель сказал:
— Может быть, сон, сновидения и пророческие сны — это двери, ведущие в другой мир?.. Мир, в который мы не верим?
Но главным тут было предощущение того, что увиденное или показанное действительно случилось с тобой, но не в этой, а в какой-то другой, давно прошедшей или еще не состоявшейся жизни. Это обескураживало…
Следовало бы учесть еще и то, что само существование БЕНАПов и их несколько облегченной, даже шутейной организации было по тем временам чудовищным и труднообъяснимым вызовом (ца еще после «первого разоблачения» и расследования, в котором чуть было не приняла участие контрразведка). Сами они этого не чувствовали и не понимали. А уж эти посиделки с вывертами и сновидениями вообще нарушали все и всякие представления о дозволенном… Но вот невиданное чудо — там и тогда никто на них не донес. А если и донесли, то мер не приняли. Было над чем поразмыслить. Вот она, еще одна разница между фронтом и героическим бескомпромиссным тылом. Самые ярые цепные псы режима были не на фронте. Да и разведку громить было как-то не с руки, и себе же хуже…
может быть, для кого-нибудь и непонятное (но необходимое!) — пусть будет.
СИЛЫ ВСЕМОГУЩИЕ, ЦАРСТВУЮЩИЙ НАД БЕСПРЕДЕЛЬНЫМ ПРОСТРАНСТВОМ И В БЕСКОНЕЧНОСТИ ВРЕМЕНИ (И В ОТСУТСТВИИ ВРЕМЕНИ), СОЗДАТЕЛЬ СВЕТА И ТВОРЕЦ ТЬМЫ… СЕГОДНЯ ВНОСЯТСЯ В ПАМЯТНУЮ КНИГУ ПРИГОВОРЕННЫЕ НА ЖИЗНЬ И НА СМЕРТЬ.
…если МIРЪ это Чей-то СОН, если Кто-то, кто ныне видит нас во сне и Кому снится история Вселенной… Разум, однажды увидев это во сне, увидит снова и снова; пока ум способен видеть сны, ничто не пропало…
Из Махзор, из Библии, из Бездны, из Х.Л. Борхеса, из Памяти, из Беспамятства
Развалины вперемешку с уцелевшими зданиями. Чужая, еще не освоенная Европа… После первого короткого ливня на литых чугунных воротах понуро обвис белый квадрат флага с красным крестом —
Просторный двор был похож на перевалочный пункт: полно раненых — привозят одних, увозят других. Сортируют… Несут в сарай тех, кто не добрался до операционного стола и сдал душу на долгое хранение. Да и после операционного стола туда тоже отбывают.
Возле трехэтажного здания председатель спросил пожилого санитара в куцем затасканном халате:
— Герой Советского Союза капитан Романченко у вас?
— Здесь ваш герой, — санитар в полной безнадежности махнул рукой. — На третьем, в изоляторе.
Узкая длинная комната. Петр лежал плашмя, уставившись в высоченный потолок. Головы не повернул, глаз не перевел.
— Это я. Салют, — сказал председатель.
— Думал, не успеешь… — дышит скверно, сипит.
— Что ж ты, сволочь такая, сделал?
— Да я сколько раз его… и ничего…
— Убить тебя мало!
— Мало…
Помолчали.
— Не ругай мэнэ, дружище… Скажи слово.
— Какое слово?
— Не знаю… Якое трэба.
— Что я, поп?
— Скажи… Убаюкивать не гоже.
Председатель молчал-молчал, смотрел на Петра. И сказал:
— Знаешь, Петро… когда весь свиток изжитой, испитой жизни уже развернулся, все накопленное истрачено и все лучшее выплеснулось, душа теряет сознание… Вот так и мы, чудики мира сего, несемся навстречу гибели — каждый своей… Теперь твоя душа будет совсем свободная. И ее понесет… Хрен знает куда. До встречи.
— Вот ведь сказал… Дякую, — еле проговорил Романченко.
— Ты что ж, совсем ничегошеньки не видишь? — Он не верил, что можно совсем ничего не видеть. — Ну, хоть что-то мелькает?..
— Одна чэрная мудня, — вполне определенно произнес Романченко. — Гроши у в тумбочке. Возьми… — Уси возьми.
— Может, выкарабкаешься?
— Ни! — почти выкрикнул. — Если що не так, извини мэни, дурака, — говорил вполне уверенно, широко и твердо расставляя слова.
— Где взял-то?
— На станции, мать ее… Кляйн-Хрюкен, какая-то… — лицо у него темнело прямо на глазах. — Уничтожь ее…
— Что, станцию?
— Ни… Цистерну…
— Позвать кого-нибудь?
— Нэ трэба, — почти приказал.
И тут председатель взревел, потому что внезапно понял — на этот раз Петру не выкарабкаться.
— Гады! Выродки!.. — он, наверное, имел в виду всех на свете. — Проклятые и проклятые… Ханыги… Цистерна. Целая цистерна! На-На! Потерпеть не мог?! За сто двадцать верст до Берлина!.. Если уж так приспичило… Это же додуматься?! Древесный спирт! Ты формулу этого дерьма знаешь?.. Они специально нам ее оставляют… Чтобы такие… — он вдруг перестал орать, испугался.
Писать рассказы, повести и другие тексты я начинал только тогда, когда меня всерьёз и надолго лишали возможности работать в кинематографе, как говорится — отлучали!..Каждый раз, на какой-то день после увольнения или отстранения, я усаживался, и… начинал новую работу. Таким образом я создал макет «Полного собрания своих сочинений» или некий сериал кинолент, готовых к показу без экрана, а главное, без цензуры, без липкого начальства, без идейных соучастников, неизменно оставляющих в каждом кадре твоих замыслов свои садистические следы.
Это произведение не имело публикаций при жизни автора, хотя и создавалось в далёком уже 1949 году и, конечно, могло бы, так или иначе, увидеть свет. Но, видимо, взыскательного художника, каковым автор, несмотря на свою тогдашнюю литературную молодость, всегда внутренне являлся, что-то не вполне устраивало. По всей вероятности — недостаточная полнота лично пережитого материала, который, спустя годы, точно, зрело и выразительно воплотился на страницах его замечательных повестей и рассказов.Тем не менее, «Обыкновенная биография» представляет собой безусловную ценность, теперь даже большую, чем в годы её создания.
Фронтовой разведчик, известный кинорежиссер (фильмы: «Последний дюйм», «Улица Ньютона», «Крепкий орешек» и др.), самобытный, тонкий писатель и замечательный человек Теодор Юрьевич Вульфович предлагает друзьям и читателям свою сокровенную, главную книгу о войне. Эта книга — и свидетельство непосредственного участника, и произведение искусного Мастера.
Яркая, насыщенная важными событиями жизнь из интимных переживаний собственной души великого гения дала большой материал для интересного и увлекательного повествования. Нового о Пушкине и его ближайшем окружении в этой книге – на добрую дюжину диссертаций. А главное – она актуализирует недооцененное учеными направление поисков, продвигает новую методику изучения жизни и творчества поэта. Читатель узнает тайны истории единственной многолетней, непреходящей, настоящей любви поэта. Особый интерес представляет разгадка графических сюит с «пейзажами», «натюрмортами», «маринами», «иллюстрациями».
В книге собраны очерки об Институте географии РАН – его некоторых отделах и лабораториях, экспедициях, сотрудниках. Они не представляют собой систематическое изложение истории Института. Их цель – рассказать читателям, особенно молодым, о ценных, на наш взгляд, элементах институтского нематериального наследия: об исследовательских установках и побуждениях, стиле работы, деталях быта, характере отношений, об атмосфере, присущей академическому научному сообществу, частью которого Институт является.Очерки сгруппированы в три раздела.
«…Митрополитом был поставлен тогда знаменитый Макарий, бывший дотоле архиепископом в Новгороде. Этот ученый иерарх имел влияние на вел. князя и развил в нем любознательность и книжную начитанность, которою так отличался впоследствии И. Недолго правил князь Иван Шуйский; скоро место его заняли его родственники, князья Ив. и Андрей Михайловичи и Феодор Ив. Скопин…».
Джон Нейхардт (1881–1973) — американский поэт и писатель, автор множества книг о коренных жителях Америки — индейцах.В 1930 году Нейхардт встретился с шаманом по имени Черный Лось. Черный Лось, будучи уже почти слепым, все же согласился подробно рассказать об удивительных визионерских эпизодах, которые преобразили его жизнь.Нейхардт был белым человеком, но ему повезло: индейцы сиу-оглала приняли его в свое племя и согласились, чтобы он стал своего рода посредником, передающим видения Черного Лося другим народам.
Аннотация от автораЭто только кажется, что на работе мы одни, а дома совершенно другие. То, чем мы занимаемся целыми днями — меняет нас кардинально, и самое страшное — незаметно.Работа в «желтой» прессе — не исключение. Сначала ты привыкаешь к цинизму и пошлости, потом они начинают выгрызать душу и мозг. И сколько бы ты не оправдывал себя тем что это бизнес, и ты просто зарабатываешь деньги, — все вранье и обман. Только чтобы понять это — тоже нужны и время, и мужество.Моя книжка — об этом. Пять лет руководить самой скандальной в стране газетой было интересно, но и страшно: на моих глазах некоторые коллеги превращались в неопознанных зверушек, и даже монстров, но большинство не выдерживали — уходили.
В книге рассказывается о героических боевых делах матросов, старшин и офицеров экипажей советских подводных лодок, их дерзком, решительном и искусном использовании торпедного и минного оружия против немецко-фашистских кораблей и судов на Севере, Балтийском и Черном морях в годы Великой Отечественной войны. Сборник составляют фрагменты из книг выдающихся советских подводников — командиров подводных лодок Героев Советского Союза Грешилова М. В., Иосселиани Я. К., Старикова В. Г., Травкина И. В., Фисановича И.