Ночь ночей. Легенда БЕНАПах - [3]
Вражья солдатня, казалось, была от нее в совершенном восторге и пересказывали один другому с прибавлениями — не все же имели возможность наблюдать сцену через окуляры… А какой-то болван перестарался и саданул еще один снаряд, да угодил куда ближе к ней, чем первый.
Наша сторона была горда и не менее задириста: артиллеристы тут же ответили сначала одиночным, потом беглым, а там и методическим прицельным. Уже под обоюдным огнем и снарядами, летящими через голову, она сплюнула, дескать «нигде от вас, кобелей, нет спасения», повернулась — стала уходить по песчаной изуродованной отмели вверх… Они нам — мы им! Заварилось. Стена земли, дыма, тротила. Закрыло обе позиции, берег и водная гладь превратились в кипящий котел от пуль и осколков. Тут с их стороны ударил пулемет — шутки кончились, да так подло ударил, с подсечкой под ноги, — она шла как ни в чем не бывало, с вызовом и остервенением. Командир, тот самый взводный, рывком выскочил из своего укрытия, стремительно петляя, кинулся в сторону этой дуры. Он в считанные секунды преодолел довольно большое пространство, на полном ходу подсек ее, ефрейтор шмякнулась оземь, перекатилась. Он плюхнулся рядом, прижал лохматую башку, вдавил ее в землю — плотная пулеметная очередь пропахала малюсенький бугорок, отделяющий их от противника. Она перекатилась со спины на живот, а он не удержался и дал ей подзатыльник:
— Ну, зараза, я тебе эту прогулку припомню… — не мог как следует прокашляться. — Не поднимать!.. Ни головы, ни жопы! Лежать! — Она тоже еле переводила дух. — По-пластунски вперед! И не останавливаться!
Сам он полз легко, как ящерица, а ей эта наука вообще не давалась — то голова и плечи задирались и лезли вверх, отрывались от земли, то непослушная задница внезапно вздыбливалась и мешала…
— Только приподними, только приподними, я тебя в землю вколочу!..
— Да все равно туда… — еще отшучивалась, хоть и сама перетрусила изрядно.
Сначала она, потом он свалились в окоп наблюдательного пункта. Там она сидела на земле, отряхивалась, одергивала гимнастерку, «приводила себя в порядок». Потом произнесла вполне искренно, даже с удивлением:
— А что?.. Вот и добрались.
— Молчать! — рявкнул все еще не остывший взводный.
— Есть молчать, — сказала она, поправляя волосы, и неожиданно улыбнулась, хорошо улыбнулась, с ямочками на щеках.
А по обеим сторонам озера уже погибали. Погибали и проклинали — по-русски, по-немецки — весь белый свет, который становился чернее черного. Орали и перекрикивали один другого по полевым телефонам. Те, кто ни хрена не видел, отдавали распоряжения тем, у кого вся эта кутерьма была перед глазами. Разведка тем временем уже успела убраться со своего наблюдательного пункта «на запасную позицию», а попросту туда, где малость побезопаснее. Опытные разведчики всегда умеют вовремя смыться, чем вызывают зависть и ненависть всех остальных, тем более что на НП ими уже никто не командует. А вот пехоте и мотострелковым взводам деваться некуда — сиди, кукуй, жди своего снаряда.
Ефрейторский выбрык обсуждался в батальоне по-разному:
— Да какой мудозвон ее вывез на передний край?
— Замполита наверх вызывали. Срочно!.. Гак она сама отпросилась у начштаба. Вместо санинструктора.
— Ну, что ты от них хочешь? От баб?..
Для начала командиру взвода дали нахлобучку — ведь были раненые, как говорили, «в результате дурацкой прогулки и прямой провокации огня противника» — Во!
— Ты можешь привести ее в порядок?! — кричал и размахивал в воздухе фуражкой начальник штаба. — Эту кобылу свою?! Нехомутованную!
— Не моя она. А заместителя по политчасти, — отвечал спокойно взводный. — И пусть он с ней сам управляется. А то, как ночь и к себе в палатку ее тащить, так «хомутованная»? А как рассвет и снова ко мне во взвод ее сплавлять — так «нехомутованная»? — командир взвода держал непробиваемую оборону.
— Я не желаю слушать твои объяснения и не желаю регулярно получать замечания от командования!.. — он все еще кричал и размахивал.
— Не кричите так, товарищ капитан, — сказал взводный. — Не удобно… Услышат… А туда вы ее сами отпустили.
Вдруг совсем просто, даже сочувственно капитан спросил:
— Она что, совсем не подчиняется?
— Да подчиняется она, подчиняется. Но… механизм подчинения у нее с неисправностью.
— Ну, еще бы! — с пониманием вскинул обе руки начштаба, кажется имея в виду физическую и сексуальную хлипкость замполита.
— Да заберите вы ее, — взмолился. — В моем взводе ей делать нечего. А замполит на ее почве совсем сдвинулся… Все это добром не кончится.
Начштаба кивал, кивал согласно, повернулся, да так и ушел, не вымолвив своего окончательного решения.
А там уж командир взвода объяснялся со своей плохо управляемой подопечной:
— Я что, нанялся за вас нагоняи получать? Она- искренне посочувствовала:
— Извините меня, дуру.
— Ну? Ну чего вы там вздумали под самым носом у противника выкаблучивать? С какой стати? Да еще с задранной…
— Думала похожу, пока затихло, может, и сама малость очухаюсь…
— Ничего себе — «очухаюсь»… Ведь сколько людей там перебило…
— Ну при чем тут я, товарищ лейтенант? — Заговорила вдруг не как подчиненная, а как старшая и рассудительная. — Подумайте сами: ведь тут все, как охалпелые, стреляют, убивают, калечат. И без меня было бы то же, только, может, чуть погодя… Я вам мозолить глаза долго не буду. Вон какая мишень большущая: она, как чужую, оглядела сама себя и беспомощно растопырила руки.
Писать рассказы, повести и другие тексты я начинал только тогда, когда меня всерьёз и надолго лишали возможности работать в кинематографе, как говорится — отлучали!..Каждый раз, на какой-то день после увольнения или отстранения, я усаживался, и… начинал новую работу. Таким образом я создал макет «Полного собрания своих сочинений» или некий сериал кинолент, готовых к показу без экрана, а главное, без цензуры, без липкого начальства, без идейных соучастников, неизменно оставляющих в каждом кадре твоих замыслов свои садистические следы.
Это произведение не имело публикаций при жизни автора, хотя и создавалось в далёком уже 1949 году и, конечно, могло бы, так или иначе, увидеть свет. Но, видимо, взыскательного художника, каковым автор, несмотря на свою тогдашнюю литературную молодость, всегда внутренне являлся, что-то не вполне устраивало. По всей вероятности — недостаточная полнота лично пережитого материала, который, спустя годы, точно, зрело и выразительно воплотился на страницах его замечательных повестей и рассказов.Тем не менее, «Обыкновенная биография» представляет собой безусловную ценность, теперь даже большую, чем в годы её создания.
Фронтовой разведчик, известный кинорежиссер (фильмы: «Последний дюйм», «Улица Ньютона», «Крепкий орешек» и др.), самобытный, тонкий писатель и замечательный человек Теодор Юрьевич Вульфович предлагает друзьям и читателям свою сокровенную, главную книгу о войне. Эта книга — и свидетельство непосредственного участника, и произведение искусного Мастера.
Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.
Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.
«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».
«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.
Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.
За многие десятилетия жизни автору довелось пережить немало интересных событий, общаться с большим количеством людей, от рабочих до министров, побывать на промышленных предприятиях и организациях во всех уголках СССР, от Калининграда до Камчатки, от Мурманска до Еревана и Алма-Аты, работать во всех возможных должностях: от лаборанта до профессора и заведующего кафедрами, заместителя директора ЦНИИ по научной работе, главного инженера, научного руководителя Совета экономического и социального развития Московского района г.