Ночь над прерией - [4]

— Когда женишься? — спросил он его.

— Отец не соглашается. Он считает, что я намного моложе невесты, школу не окончил, обучение не закончил, а Лаура имеет лучшую перспективу. С тех пор как она стала здесь секретаршей.

— Что же говорит она сама?

— То, что и все девушки.

— Идете вы завтра на танцы?

— Она хочет твист, а я не могу. Завтра, так или иначе, не иду…

— Почему?

— Джо Кинг снова тут.

— Тогда, значит, драка?

— Наверняка.

— Разве вы уже не мужчины, чтобы впятером или вдесятером объединиться против него?

— У него тоже есть друзья. Да он и в одиночку с пятью может померяться силами. Он не постесняется и нож в дело пустить.

Птица в кроне дерева устроила себе полуденный перерыв. Улица лежала пустынной. Только припаркованные автомобили напоминали о том, что в домах живут люди.

— Стоунхорн был здесь на машине?

— Он пришел пешком. Как он добрался сюда из Нью-Сити, кто знает? Если у него есть автомобиль или лошадь, он это нам не покажет.

— Почему не покажет?

— Потому что он, наверное, больше не хочет находиться здесь… завтра, послезавтра.

— Почему не захочет?

— Спросите Гарольда Бута, мистер Крези Игл. Он может вам сказать… чего он боится.

Улица зашевелилась. Служащие пошли к автомобилям, чтобы от своих домов проехать несколько метров назад к конторам. Некоторые автомобили только поменяли сторону улицы.

Ученик садовника огляделся и не стал больше делиться своими мыслями.

На пятницу больше не было назначено судебных заседаний, но Эд хотел подготовиться для слушания дел на следующей неделе. Осторожной, ощупывающей походкой слепой двинулся в путь к маленькому зданию суда.

Хаверман подбежал к нему:

— Может быть, вас подвезти, мистер Крези Игл? Ваша машина не тут?

— Спасибо, машина тут, но я пройду эти несколько шагов…

Хаверман покачал головой и отправился в свою служебную комнату.

В узкой комнатке, которую Крези Игл сам выбрал себе для работы, он нашел Рунцельмана и посетителя, с шумом поднявшегося со стула.

— Гарольд Бут, — представился тот.

— А, хорошо.

Слепой сел. Гарольд не стал снова садиться.

— Что скажешь?

— Так, ничего особенного.

Гарольд был ростом метр восемьдесят пять. И он был не только широкоплеч, но и обладал соответствующим голосом. Слепой мог легко представить его портрет. От него пахло лошадьми, коровами и кожей.

— Но ведь есть что-то такое, из-за чего ты пришел ко мне?

— Да. — Это «да» прозвучало смущенно; Гарольд мял в руках свою ковбойскую шляпу. — Наверное, они вас этим не побеспокоили, шеф Крези Игл, но если…

— Тогда что?..

— Я не боюсь. Это все глупая болтовня.

— Чего же такому парню, как ты, бояться?

— Вот именно. — Гарольд вздохнул. — Мне безразлично, кто тут околачивается в резервации. Я не хотел бы только, чтобы он надоедал Квини. Тогда я вступлюсь.

— Квини? Квини среди его тинеджер?

Гарольд слегка усмехнулся:

— Да, это так.

Слепой слышал, как Гарольд теребил свой кожаный жилет, застегивал, расстегивал, снова застегивал. Он только не мог видеть, что у Гарольда на серебряной цепочке в медальоне был портрет.

— И что мне надо делать, Гарольд?

— Ничего. Поэтому я и пришел. Я не собираюсь ничего предпринимать. Я не пойду ни на танцы, ни на выпивку. Я останусь на нашем ранчо, там он не появится. Или я навещу родителей Квини. Она приедет теперь на каникулах домой.

— И у родителей Квини вы тогда столкнетесь?

— Вряд ли. Отец не пустит его в дом.

— Где же вы трое познакомились?

— Мы учились когда-то в одной школе… Квини была еще маленькой девочкой, вот.

— Не она ли учится теперь в художественной школе?

— Совершенно верно. Но на каникулы она приезжает домой. В будущем году она станет бакалавром6. Наконец-то. — Это «наконец-то» прозвучало неприязненно.

— Разве это нехорошо, что она так долго учится?

— Смотря какие обстоятельства. Она могла бы учиться у моих родителей всему, что надо знать и уметь женщине на ранчо.

Затаенная улыбка тронула уголки рта слепого.

— Она выросла на ранчо отца. Ей будет нетрудно справиться и на большем.

— Я тоже так думаю. Но говорят, что кто в художественной школе…

— Что?

— Что они там нехорошо воспитываются. Так много художников в одном месте, шеф Крези Игл, ну что тут может происходить хорошего? Целый год она мне ничего не писала. В школе нет порядка. Какого же можно добиться порядка, если и дакоты, и сиксики, и хопи, и навахи, и апачи, и пимы, и неизвестно, кто там еще, вертятся в одном доме? Тут уж нет никаких приличных правил, — все быстрее и ревностнее говорил Гарольд. — И я, значит, пришел просить вас, шеф Крези Игл…

— Я всего-навсего человек, и никакой я не шеф. Я не могу витать над Квини, как ангел-хранитель. Она уже должна сама за себя постоять.

— В конце-концов, она все же еще девушка. Не можете ли вы поговорить с ее отцом, чтобы он теперь оставил Квини у себя, и мы справим свадьбу? Вас отец послушает.

— Нет, Гарольд, я не буду с ним говорить. Я не за то, чтобы за год до окончания оторвать индейскую девушку от школы. Имя Квини мне стало известно, потому что она очень хорошая ученица и способная молодая художница. Мы можем гордиться ею. Она должна быть примером для других индейских девушек.

— В чем пример — это же зависит от обстоятельств.