Ночь на хуторе Межажи. Смерть под зонтом. Тень - [57]

– И он в самом деле переставил эти стрелки?

– Да. Но сперва я должен был в этом убедиться. Сначала я пробовал проверить свои часы по радио, а когда это не удалось, – сравнил с вашими. Как и следовало ожидать, мои по–прежнему шли правильно. Бесспорно, развязку несколько задержало приготовление кофе, а также панический вопль Ирены, о котором можно было подумать невесть что, хотя причиной его действительно была мышь. Потом я решил уточнить, что же все–таки происходило в «будуаре», пока там находился Калвейт. Так как от Ирены добиться толку обычно стоило неимоверного труда, я попробовал как можно подробнее воспроизвести все детали, играя сперва за Юриса, – чтобы дать ей постепенно вжиться в ситуацию, – потом за Калвейта. Таким образом я выяснил несколько важных фактов. Во–первых, Калвейт, после того как он вошел в «будуар», ненадолго задержался у зеркала, висевшего рядом с полкой – якобы для того, чтобы поправить галстук и причесаться. Я убедился, что, стоя там, он легко мог передвинуть стрелки – на циферблате, к слову сказать, нет стекла – и одновременно незаметно следить в зеркале за Иреной, не видны ли ей его действия. Во–вторых, оказалось, что сама Ирена в это время вся была поглощена журналом мод и, естественно, не замечала ни того, что происходит в комнате, ни того, сколько времени Калвейт в ней провел. В–третьих, Калвейт специально привлек ее внимание к часам, как бы случайно отметив, что вот уже без десяти девять. Я вспомнил также – это и было единственное конкретное время, которое Ирена потом, когда я расспрашивал участников вечера, могла хоть приблизительно вспомнить. Все эти факты, по существу, подтвердили мои подозрения. Сомнения вызывало лишь то, что у Калвейта все еще не было мотива.

Уласе быстро кивнула.

– Вот, вот! Именно это я меньше всего понимаю – зачем ему понадобилось убивать Юриса!

– Именно вы в этом отношении мне помогли больше всех, – улыбнулся Гирт. – Пока я беседовал с Иреной, Расма в буфете нашла альбом и обнаружила в нем деньги и клочок газеты. Юрис, по–видимому, не хотел, чтобы деньги во время торжества валялись в ящике тумбочки, и в спешке запихнул всю пачку в задний карман брюк. Калвейт ее там и нашел и забрал, – главным образом для того, чтобы инсценировать ограбление и направить подозрения по ложному пути, однако, мне кажется, случись все иначе, он прихватил бы и эти пятьсот рублей. После открытия Расмы Ирена вообразила, что виновница – вы. Это предположение, конечно, было абсурдным, но я решил поговорить и с вами, чтобы попытаться проследить, когда альбом исчез из поля зрения. И вы мне сказали нечто исключительно важное! Как только вы упомянули платину, я тотчас вспомнил одно преступление – следствие по нему только началось. Оно было связано с югом, одновременно мне вспомнилось, что в тот момент, когда мы все искали Юриса, Калвейт по дороге на кухню начал вам рассказывать о каком–то приключении в Закавказье. Тут уж все, как говорится, стало на свои места. У Калвейта появился мотив, и, хотя вы не могли сказать, кто из гостей разговаривал с Юрисом в коридоре, я был уже почти уверен, что убийца – Калвейт.

– Почти? – Уласе подняла брови. – Но когда же вы убедились окончательно? И какое отношение Калвейт имел к платине?

– Попытаюсь ответить на оба вопроса по очереди. Если преступление было совершено в том промежутке времени, который я имел в виду, Калвейт сначала должен был, не привлекая к себе внимания, выбраться из зала, а потом столь же незаметно пройти через него в «будуар». Я решил проверить, мог он это проделать или нет. Для этой цели я попытался воссоздать обстановку, какая была в зале около девяти часов. В это время там сидели только Зирап, ваш муж и Расма. Выяснилось, что в помещении было темно – горела всего одна свеча на столе, а в камине слабо тлели угли. Потом подтвердилось, что Зирап сидел спиной к середине зала, увлекшись радиоприемником, и ничего не видел и не слышал. Тем не менее он заметил, что Юрис из зала вышел в коридор. Значит, Калвейт в это время мог находиться в столовой. Выяснилось к тому же, что Расма и ваш муж сидели друг против друга в конце стола и оба до такой степени были погружены в интимную беседу, что ничего вокруг не замечали. Притом и Расма, и ваш муж тоже выходили на кухню через коридор… Наконец, я расспросил Алберта и узнал еще два факта. Во–первых, в столовой, где он курил, альбом уже не попадался ему на глаза – следовательно, убийство могло произойти до прихода Алберта. Во–вторых, в этой комнате тоже был погашен свет. Это становилось понятным, если предположить, что кому–то нужно было незаметно открыть дверь, чтобы попасть из столовой в зал. Все свидетельствовало о том, что Калвейт действительно мог никем не замеченный покинуть зал, задержаться в столовой, а потом, после убийства, попасть в «будуар».

– Но вы тогда сказали, что он сам признался в своей вине.

– Как раз об этом я и собирался рассказать. Я позвал Калвейта в комнату Расмы под предлогом, что мне необходимо с ним проконсультироваться, и задал несколько вопросов об устройстве микрофона. Между прочим, спросил, мог ли он быть поврежден тем самым предметом, которым убит Юрис. Я предполагал, что он или подтвердит это, или даст отрицательный ответ и таким образом выдаст себя – ибо в том случае, если бы Калвейт был не виновен, он вообще не мог бы знать, каким орудием Юрис убит, поэтому единственный логический ответ был бы «не знаю». Однако Калвейт допустил еще большую ошибку: совершенно правильно заметив, мол, очень трудно сказать, чем был поврежден микрофон, он нечаянно проговорился, что возможно, по нему ударили молотком !… А уж это мог знать только сам убийца! Правда, он поспешно перечислил еще несколько предметов – топор и полено, но я заметил, что после упоминания молотка он чуть–чуть помедлил, как бы смутился. Так что, по сути, одним этим словом Калвейт сам о себе все сказал, и у меня больше не оставалось никаких сомнений. Его ошибка, по–видимому, объяснялась тем, что он пять часов подряд находился в чрезвычайном нервном напряжении, а это обстоятельство наконец дало о себе знать.