Ночь, которая умирает - [90]

— Чего вы не видели?

— Трудно сказать. Лучше всего посмотрите сами. Мы скоро будем на месте.

Перед нами опять тянулась цепь холмов, часто поросших кустарником и деревьями. Будь я на двадцать лет моложе, более красивого места для прогулок с девушками и не сыскать. Кое-где кусты сирени вымахали метров на пять-шесть.

А вот и тоннель, тот самый, наверное, о котором упоминал Калин. В тоннеле совсем темно, и Калин осторожности ради просигналил несколько раз: а вдруг на выезде кто-то стоит?.. Да и ход поезда он замедлил.

Я мысленно поблагодарил его, ведь если мне действительно предстояло увидеть нечто необычное, при медленной езде это будет сделать проще. Если! Был в словах Калина какой-то привкус сказки…

Посветлело. Калин указал рукой вправо:

— Вот! Глядите в оба!

Буквально пешим шагом вагон выкатился из тоннеля. Здесь местность была более равнинная, тоже поросшая кустарником и молодыми деревцами, но кое-где виднелись и луга. На этом обычном в общем-то фоне выделялось сравнительно большое, почти развалившееся здание, стоявшее в низине. За ним открывался вид на озеро, поросшее у берегов камышом.

По зеркальной поверхности озера скользила лодка. Расстояние было все-таки слишком большим, чтобы хорошо разглядеть сидящих в ней людей, но мне показалось, что это мужчина и женщина.

Неожиданно один из них поднялся и ударил другого каким-то предметом по голове. А потом столкнул в воду. Все длилось лишь несколько мгновений. Потом вид на озеро закрыли высоченные кусты сирени.

— Что это было?

— Я-то ничего особенного не заметил, — уверял меня Калин. — Но само собой знаю, что именно вы видели. Все видели это убийство… или несчастный случай, если хотите. Но вот, вот! Глядите же!

Снова открылся вид на озеро, но лодки на нем уже не было и в помине. Поверхность гладкая, как стекло. А ведь убийца должен обладать просто-таки нечеловеческой силой, чтобы за эти считанные секунды отогнать лодку к берегу и спрятать ее там. Живому существу такие подвиги не под силу.

— Мы уже подъезжаем, — проговорил машинист.

Пораженный увиденным, я был не в силах произнести ни слова. Вагон остановился. Станция, еще более жалкая и заброшенная, пожалуй, чем предыдущая. Я огляделся по сторонам — взгляд задержать решительно не на чем.

— Объясните, пожалуйста, что все это значит? Здесь что, фильм снимают? Или какое-то необычное преломление воздуха? Или еще что-нибудь?

— Ну что мне вам на это ответить? Наверно… наверно, это совсем не то, не то… что кажется… Однако никто в округе не сможет толком объяснить, в чем тут дело. В одном могу вас уверить — кино здесь не снимают. Это уж точно. Преломление света? Вряд ли… И чтобы все видели одну и ту жe сцену?.. Потому что все, все без исключения, видели то же, что и вы! Всегда одно и то же!

— Гм… Когда вы возвращаетесь?

— Понимаю… Желаете убедиться. Как вам будет угодно, но все это зря. Так, посмотрим… вот, ровно в семнадцать тридцать! Если вы к тому времени будете здесь… Но учтите, что до ближайшего подворья полчаса ходу. А в следующий раз я буду здесь только завтра.

Я пожал плечами. А что мне было ответить? Проверить хотелось — сил нет!

— В семнадцать с минутами я сюда вернусь, подожду вас.

— Отлично. Удачи вам в ваших поисках!

Я вышел. Калин махал мне рукой, пока вагон не скрылся из вида. Я в раздумьи глядел ему вслед.

Вообще-то я собирался просто отдохнуть на природе, а вовсе не заниматься метафизическими опытами. Но в данную минуту обратного пути уже не было. Поезд ушел — в самом прямом смысле этих слов. Поезд? Жалкая колымага, словно нарочно придуманная для здешних мест, заснувших посреди реки времени! А Калин, этот странный субъект с его загадочными речами, которые заставили меня выйти из вагона…

Как бы там ни было, мне оставалось либо сидеть здесь на покрытой мхом скамейке, либо все-таки прогуляться к озеру. А вдруг в болтовне Калина что-то есть? Видел я своими глазами происшествие на озере или нет? Преступление это или мираж?

Дом у озера оказался при ближайшем рассмотрении куда более ветхим, чем можно было предположить. Его порога нога человека не переступала, наверно, несколько десятков лет; стены совсем искрошились, крыша каким-то чудом держалась на сгнивших и покосившихся балках. Хозяева забрали из дома все, что могло пригодиться, остались одни голые стены, — стены да куча мусора по колено на полу.

Я разглядывал дом, но войти не решался. Того и смотри упадет балка и прибьет; а предпримет ли что-нибудь Калин, чтобы спасти меня, — еще вопрос. С виду его смельчаком не назовешь…

Рядом залаяла собака. Я отошел от развалюхи и увидел вдруг, к своему удивлению, невесть откуда взявшихся на дороге овец. Овчарка подбежала ко мне, обнюхала, вильнула хвостом и вернулась к стаду.

Пастух, старик с непременной ярыгой в руке, заметил меня и дружелюбно улыбнулся. Я подошел.

— Добрый день! Пасти овец в такую погоду, наверно, одно удовольствие?

— Вообще-то да. А здесь, уважаемый, — нет! Животные чем-то встревожены и даже траву щипать не хотят.

— Вот как?! А я гуляю тут. Красотища! Только как-то пустынно здесь, безлюдно.

— Выходит, вы приехали поездом, — подытожил пастух. Он оказался не таким замкнутым, какими мы привыкли представлять себе пастухов. — Я только что видел старика Калина, он проезжал мимо. Бедолага!