Ночь, которая умирает - [89]

— Ага… Ну, тогда вы себе этого не представляете. Видите ли, профессию железнодорожника я выбрал сознательно, по любви, так сказать. Мне нравится ездить в моем моторном вагоне туда — сюда… туда — сюда…

— И вам это не наскучило?

— Большинству людей это надоедает, да. А мне так вовсе нет. Короткая она, дорога, но всякий раз иная. Весной я еду как бы мимо моря цветов — одичавшие сады, понимаете? — а летом все так и лоснится сытой зеленью; потом, осенью, я бесплатно присутствую на роскошном карнавале красок, всякий раз неповторимом. Зимой же одиночество и заброшенность здешних мест ощущается особенно обостренно. Деревни совсем пустеют, хутора замирают — только моя железка живет, она одна.

Он еще долго рассуждал таким образом, потом, оборвав себя на полуслове, поднялся.

— Ну, все, пора за дело. Не желаете ли пройти со мной в кабину? Оттуда вы сможете получше рассмотреть и дорогу, и окрестности.

Я кивнул и последовал за ним.

Место помощника машиниста было свободно. Отодвинув в сторону несколько книг и тетрадей, он показал мне, куда повесить плащ. Стал на свое место, дал звонок к отправлению. Никто больше не появился, даже дежурный по станции со своим флажком. Светофор тоже давно покрылся ржавчиной. И свет показывал красный, что меня сильно удивило.

— Я ничего в этом не понимаю, но разве… разве путь свободен?

— Свободен. Много лет. По нему только эти два вагона и бегают, мой моторный и прицепной. Только когда недавно состав был в мастерских, здесь ходил другой. Вообще-то встречного движения тут быть не может.

— А если разойдутся рельсы? Или стрелку заклинит? Кто-то должен же за этим следить?

— Поломку мы заметили бы невооруженным глазом. Идем-то черепашьим ходом. Здесь никто и ничто не торопится: ни время, ни люди — зачем же спешить мне?

Если вдуматься, дорога эта с поездом из двух вагончиков — уникум, реликт прошлого. Толку в ней никакого, зато, правда, и обходится она недорого.

Мягко тронувшись с места, поезд выкатился за пределы станции. Еще минуту-две мы проезжали мимо пристанционных строений, а потом попали в настоящие садовые джунгли. Фруктовые деревья, а особенно цветы, подступали почти вплотную к рельсам, на некоторых поворотах они даже мешали обзору. Если кто зазевается… Но нет, поезд ходит столь редко, что все жители в округе точно знали, когда именно. Время от времени мы видели их, они разгибали спину, чтобы отвлечься ненадолго от работы в саду или на грядках и помахать нам вслед.

Наконец последние дома пропали из виду, и мы выехали на открытый участок дороги. Местность холмистая, а между холмами рощицы и огромные купы дикой сирени. Кое-где попадались и дубки.

Ехали мы действительно очень медленно. Машинист, наверное, в тысячный раз разглядывал все вокруг с тем же удовольствием, что и я в первый. Для такого восхищения нужно куда больше любви к окружающему миру, чем у меня. Если ты способен открывать новое в том, что тебе так хорошо знакомо, значит, наделен незаурядной фантазией…

— Я совсем забыл спросить, где вы собираетесь сойти, — сказал машинист некоторое время спустя, когда вагон скрипя преодолел длинный поворот.

— Да где угодно. Я просто хотел проехаться, поглазеть. Проеду туда и обратно.

— Теперь я понял, почему вас не знаю, — проговорил он с улыбкой. — А то я все мучаюсь — откуда вы, почему не видел вас прежде?.. Тех немногих пассажиров, которых мне приходилось возить, я могу перечислить, даже если разбудить меня среди ночи. Вот, значит, какое дело — вы впервые едете по этой дороге?

— Да.

— Тогда я могу… или даже так: тогда я должен вам кое-что показать. Не сейчас, попозже. Я, знаете, по этой дороге езжу еще по одной причине, не только из-за красоты природы.

Я внимательно поглядел на него.

— Раз вы не отсюда, мое имя вам вряд ли что скажет. Меня зовут Калин.

— Ага, — кивнул я. С таким же успехом он мог назвать любое другое имя. — Очень приятно, — и я назвал свое.

Мы тем временем опять прошли длинный поворот, и машинист притормозил. Вагон медленно остановился. Маленькая станция, перрон. Вокруг ни души. Никто поезда не ждал. Меня охватило неясное чувство тревоги.

В станционном здании выбиты два окна из трех, да и в третьем — треснувшие стекла. Стены дома поросли диким виноградом, он же совсем закрыл, можно сказать, сковал шлагбаум у железнодорожного переезда. И раз никто не додумался его срезать, выходит, и проезжая дорога здесь тоже забыта богом, как и железная.

— Никого. Поехали дальше, — проговорил Калин поскучневшим голосом и отпустил тормоза.

И пока вагон набирал привычную скорость, он объяснял, что мне предстоит.

— Это на следующей станции. Там сами увидите. Метров за пятьсот до места мы выедем из туннельчика, ну а там все как на ладони. Вы только повнимательнее приглядитесь, увидите кое-что странное и даже удивительное. И самое главное, что заметить это можно, только когда проезжаешь мимо в первый раз; после эффект больше не повторяется.

Я недоумевал. Что за непонятные речи он ведет?! Вещь либо существует, либо ее нет. Слыханное ли дело — в первый раз ты ее увидишь, а во второй уже нет? Я решил переспросить Калина.

— Почему оно так, я не смогу вам объяснить, — пробормотал он. — И не только вам — никому. Я видел, что оно так; а если уж совсем начистоту, сам-то я не видел.