Ночь для двоих - [12]

Он и рассказывал много часов — нет, дней, хотя не исключено, что и лет. С течением времени лицо Элиссанды покрылось морщинами.

Эджертоны из Абингдона, Браунлоу-Эджертоны из соседнего графства, Эджертоны-Фезерстоунхафы из другого соседнего графства — их достаточно много по соседству, а были еще и Браунлоу-Фезерстоунхафы. Генеалогическое древо семейства было разветвленным, и лорд Вир, казалось, был знаком даже с самым маленьким листочком на этом древе.

Или он так думал.

Пока он вел свой пространный рассказ, ни один человек, о котором он однажды упомянул, не оставался собой в ходе дальнейшего повествования. Дочери превращались в сыновей, сыновья — во внуков, пара, которой он приписал двенадцать отпрысков, впоследствии оказалась бездетной. Женщины, никогда не бывшие замужем, в конце рассказа стали вдовами, а один мальчик родился дважды — один раз в Лондоне, другой — в Глазго, и, как будто этого было недостаточно, пять лет спустя родился в третий раз — в Испании.

Элиссанда слушала его с неослабевающим вниманием.

Когда маркиз вышел из гостиной, она была покорена. Этот человек был не просто хорош собой. Он был потрясающим. До сей поры она и не знала, что ей необходим именно такой мужчина — ее рыцарь, ее опора, ее крепость.

Вир, похоже, чувствовал то же самое, когда увидел ее впервые. А потом, когда они сидели в гостиной, он смотрел на нее, словно она была воздухом, водой, поэзией.

Вечернее сидение в уборной тети Рейчел оказалось не бесплодным! Для Элиссанды это был прекрасный знак. Она спустилась к ужину, дрожа от возбуждения, слыша в ушах звон колоколов судьбы.

Маркиз оказался так же красив вблизи, как показалось ей на расстоянии. Безупречные черты лица не слишком грубые, но и не слишком утонченные. Восхитительные голубые глаза, при свечах казавшиеся темнее и более глубокими. А губы... глядя на них, Элиссанда чувствовала робость и сама не знала почему.

До тех самых пор, пока они не уселись за стол и эти губы не начали двигаться. В его словах оказалось удручающе мало смысла. Дальше было только хуже. Чем сильнее она была встревожена, тем более увлеченной казалась и тем обольстительнее улыбалась. Сказался рефлекс, выработанный на протяжении всей ее жизни.

Этот человек был ее надеждой. Ее единственным шансом. Элиссанде отчаянно хотелось, чтобы беседа выправилась. В конце концов, допущенные им глупые ошибки вполне могли быть результатом усталости или нервного срыва. Она решила, что, если попросить его рассказать о людях, которых он знает, это поможет делу. Ужасная ошибка. Вместо забавных случаев и семейных анекдотов он выдал длинный и нудный перечень рождений, браков и смертей.

Элиссанда надеялась, что все еще можно поправить, до тех пор, пока Лайонел Вудсли Эджертон не отдал Богу душу в третий раз. После этого надежды ее оставили.

Она улыбнулась. А почему бы и нет? Что ей еще оставалось?

— Я вам говорил, какой у Эджертонов девиз? — спросил Вир после длительной паузы.

— Кажется, нет.

— Pedicabo ego vos et irrumabo.

На другом конце стола лорд Фредерик закашлялся, подавившись едой, и залился краской.

Не долго думая лорд Вир встал, подошел к брату и несколько раз сильно ударил его по спине между лопатками. Еще гуще покраснев, лорд Фредерик пробормотал слова благодарности. Лорд Вир молча вернулся на свое место.

— «Мы тоже разбрасываем стрелы»[4] — кажется, так звучит перевод девиза Эджертонов, не правда ли, Фредди?

— Я... кажется.

Лорд Вир с удовольствием почесал под мышкой и кивнул:

— Пожалуй, мисс Эджертон, я рассказал вам все, что знал об этих людях.

Элиссанда была даже рада, что пространный генеалогический трактат вогнал ее в ступор. Она не могла думать. И значит, не могла почувствовать весь ужас от того, что сделала самую ужасную ошибку в своей жизни.

Но, как выяснилось, маркиз ей еще не все сказал.

— Мне только что пришло в голову, мисс Эджертон, что вам не подобает принимать так много мужчин. Это неприлично.

— Неприлично? Когда леди Кингсли контролирует каждый шаг? — Элиссанда лучезарно улыбнулась, продолжая энергично распиливать кусок оленины на тарелке. — Уверена, что вы ошибаетесь, милорд. Кстати, моя тетя тоже в доме.

— Да? Странно, я, должно быть, забыл, что имел удовольствие познакомиться с ней.

— Все в порядке, милорд. Вы с ней не встречались. У нее слабое здоровье, и поэтому она никого не принимает.

— Понятно. Значит, в этом огромном доме живете вы и ваша вдовствующая тетушка?

— Тетя не вдова, милорд. Мой дядя жив и пребывает в добром здравии.

— Да? Приношу извинения за ошибку. Его здоровье тоже оставляет желать лучшего?

— Нет, он в отъезде...

— Понятно, — протянул Вир, — Вы по нему скучаете?

— Конечно, — солгала Элиссанда. — Он душа и сердце семьи.

Лорд Вир вздохнул:

— Я тоже стремлюсь к этому. Мне бы очень хотелось, чтобы когда-нибудь моя племянница сказала, что я душа и сердце семьи.

В этот момент Элиссанда была вынуждена признать, что лорд Вир не просто идиот. Он клинический дебил.

— Уверена, что так и будет, — пробормотала она и улыбнулась: — Вы будете превосходным дядей... или, может быть, вы уже им являетесь?

Маркиз картинно заморгал:

— Моя дорогая мисс Эджертон, ваша улыбка божественна.