Ночь длинных ножей - [22]

— Десять? — удивленно посмотрел на Алейникова хозяин кафе.

— Я с ним в Москве еще воевал, со сволочью.

— А, ну тогда лучше меня знаешь, что это за змей. И что будет, если он заползет снова к нам.

— А он заползет? — Алейников напрягся, понимая, что вот она — кульминация разговора.

— Уже заполз.

В комнате повисло молчание. Алейников глубоко затянулся, разглядывая хозяина кафе «Лейла». Тот тоже молчал, но ощущалось, что он на взводе. Он бросил свой мяч и ждал ответной подачи.

— Продолжай, если начал, Мовлади.

— Ты мне поможешь договориться, чтобы кафе мое не трогали? То БХСС. То участковый… Работать не дают. Алейников еще раз затянулся. Потом кивнул:

— Это как себя вести будешь. Но пока считай, что договорились… Оправдаешь доверие, будешь жить как у Христа за пазухой.

— Как у Аллаха в кармане.

— Это как тебе нравится.

По тому, что рассказал хозяин кафе, Алейников понял, что предстоит горячая работа.

— Шимаев, если заманиваешь в ловушку, СОБР не только твое кафе и магазинчик сожжет. Но и тебя в нем.

— Я понимаю, — кивнул он, и в его голосе мелькнуло удовлетворение. Алейников понял — хозяин кафе считает, что дело обтяпал выгодное.

Глава 9 ДИКАРИ

— Тебе нечего бояться, — убеждал переводчик. Разговаривал он на дикой смеси английского и русского, но Майкл, обладавший врожденными способностями к языкам и без малого год занятый русской проблематикой, уже научился более-менее сносно понимать местных и даже разговаривать с ними.

Майкл сидел на удобном кожаном диванчике, застеленном мягким ковром. В просторном прохладном, с кондиционером, помещении все свободное пространство было покрыто коврами. Трехэтажный, с десятками комнат, зубчатыми башенками, большой спутниковой антенной дом огораживал трехметровый глухой бетонный забор, скрывавший от взоров посторонних все, что происходит за ним. В подземном гараже скучало несколько машин, главной из которых был мерседесовский джип, украшенный явно лишними противотуманными фарами и самыми невероятными блестящими побрякушками.

Это был дом-крепость, или, может, фамильное имение. Как в старинном замке, здесь обитали десятки людей — какие-то забитые женщины в глухих длинных одеяниях, любопытствующие юнцы, внимательно рассматривающие заморского гостя. Это была многочисленная родня и дворня хозяина. Здесь все подчеркивало, что хозяин имеет деньги и власть и что в своем тейпе он важная шишка. Перед ним заискивали, его слова ловили на лету, его желания выполнялись незамедлительно.

Майкл немало насмотрелся, колеся по земному шару, на таких князьков, не слишком далеко ушедших в образе жизни и развитии от классических средневековых стандартов. Они жили семьями, все время в окружении многочисленных родственников, прихлебателей и слуг, и не могли пользоваться правом свободного человека на одиночество. Ни о какой современной цивилизации применительно к ним и речи не могло идти, если, конечно, не считать гидромассажную ванну и спутниковый телефон. Домашние кинотеатры, видеотехника ручной работы, даже на Западе свидетельствующая о высоком благосостоянии, мебель, современные, с непременной примесью дикой экзотики и обязательным налетом безвкусной роскоши интерьеры — все это только подчеркивало неизменную страсть дикарей к блестящим безделушкам.

Как и принято у дикарей, этих князьков и царьков отделяет от остальных туземцев пропасть, они вытягивают все соки из своих соплеменников, оставляя тех прозябать в нищете. Эти люди умеют делать деньги. Как правило, они поднимаются на наркотиках, как в Албании, Пакистане. Реже — на продаже полезных ископаемых, как в Африке. От них пахнет кокаином, как в Латинской Америке, героином, как в Афганистане и Таджикистане. И всегда их сопровождает запах смерти. Потому что единственная для них возможность утвердиться и удержаться на вершине — шагать по черепам.

Майкл не особенно вникал в местные расклады, но не мог не знать, что Ингушетия — перевалочный пункт расхищаемого на российских приисках золота, которое потом уходит в Турцию. И это буферная зона между Чечней и Россией. Здесь оседает доля с нефтедолларов, с наркотиков и работорговли. На этих деньгах и взрастают богатство и власть.

Впрочем, для Майкла это было не особенно важно. Он просто еще раз убедился, что человечество делится на две неравные части: МЫ, сытые, с металлокерамическими улыбками, знаменующими несуществующую любовь ко всем людям, с налитыми долларами кредитными карточками, пользующиеся благами цивилизации, и ОНИ, кому нужно бороться за выживание, а сделать это можно, только обирая ближнего и угнетая его. Первое время его все это удручало. Постепенно приходило равнодушие. Причем с изрядной примесью цинизма. Цинизм — это тот бронированный панцирь, который защищает сердце от сострадания и боли.

— Уважаемый говорит, что гарантирует вашу безопасность, — тараторил худой, невысокий, одетый строго — на нем была даже белая рубашка и галстук — переводчик. — Слово Нувсанова стоит немалого на Кавказе. Он спрашивает — вы не верите ему?

— Я верю ему, — без особой уверенности произнес Майкл. Он предпочитал не возражать дикарям, зная их буйный нрав.