Ночь быстрой луны - [34]

— Я даже не знаю, с чего начать. Конечно, некоторые странности я замечал… Не так, чтобы странности, а просто… Гусев раньше себя так не вёл… Да и его болезнь… Такая тяжёлая кома и — никаких последствия спустя всего девять дней, — начал Романенко.

— Что значит «так себя не вёл»? Уточни, Андрей.

— Стал задумчивым, каким-то дёрганым. Это трудно описать, но мне кажется, что его жизнь постепенно меняется. На дне рождения у Сосновского, когда ему стало плохо, Гусев познакомился с Галей Сметаниной. Она в десятой вечерней школе учительницей работает. Так вот — после госпиталя Гусев всё католическое рождество прожил у неё. Галя в разговоре с Таней, женой Сосновского, как-то обронила, что Гусев тратит на неё уйму денег. Раньше склонности к мотовству я за ним не замечал.

— У Гусева появились деньги? — спросил Вишневецкий и вспомнил опись содержимого карманов Вячеслава, когда того привезли в Минск — в списке фигурировала стодолларовая купюра.

Романенко быстро взглянул подполковнику в глаза, но так и не смог ничего в них прочесть — лицо Вишневецкого оставалось непроницаемым.

— Деньги у него всегда были — жил один, зарплаты хватало. Просто по столько не тратил. Наверное, влюбился и немного потерял голову.

— Голову терять нельзя, а «немного потерять» — тем более. Это как нельзя быть немного беременной. Может и влюбился — это вполне вероятно, улыбнулся Вишневецкий. — Парень он ещё молодой — надо ведь ему как-то свою судьбу обустраивать.

Вишневецкий ещё долго расспрашивал Романенко о Гусеве и отпустил лишь тогда, когда дежурный доложил, что к нему пришли. Вишневецкий распорядился провести посетителя в свой кабинет, а Романенко вернулся к себе.

Андрей понимал, что Вишневецкий что-то знает. Что-то такое, что пока неизвестно ему самому. И это что-то напрямую связано со странными и непонятными событиями, происходившими в городе в декабре. Какое отношение к этим событиям имеет Гусев, Романенко мог лишь предполагать. Андрей собирался переговорить с ним, но Вишневецкий прямо и недвусмысленно запретил это делать.

С одной стороны Романенко было неловко вести разговоры о Гусеве за его спиной, с другой же специфика их работы накладывала на всё свой отпечаток, и поступить иначе было просто нельзя. Романенко был даже рад, что так и не успел сказать о самом главном — о пустой пивной бутылке. Это была уже реальная зацепка и реальная улика. Едва Андрей собрался рассказать о бутылке, их прервал телефонный звонок. «Это даже к лучшему — пока надо всё хорошенько осмыслить», — решил Романенко и, вновь достав пустую бутылку из ящика стола, принялся внимательно рассматривать её на просвет.

Глава девятая КОЛЬЦО СЖИМАЕТСЯ

С утра второго января было тепло — всего минус один градус по Цельсию. Над городом повисла сплошная пелена пепельных, местами свинцово-синих туч. Дул лёгкий ветерок. Весь окружающий мир казался старой чёрно-белой фотографией, потому что цветные краски встречались лишь благодаря разноцветным стенам домов и пёстрой женской одежде. Снега за прошедшую неделю выпало так много, словно природа, всё ещё испытывая вину за поздний приход зимы, решила вернуть городу все свои долги. По тротуарам и дорогам медленно ползли снегоуборочные машины, с урчанием сгребая снег своими железными лапами-щупальцами и отправляя его по эскалаторам в кузова пристроившихся здесь же грузовиков. На душе у Вячеслава было легко и хорошо. Гусев с какой-то особенной тревогой ожидал прихода 2001 года, рассчитывая стать едва ли не свидетелем конца света — слишком уж странным и необычным выдался конец 2000-го. Но ничего страшного не случилось. Всё было так же, как и всегда, если не считать того, что этот Новый год Гусев провёл вместе с Галей в компании Сосновских.

Уже 1-го января сразу же после пробуждения Гусев почувствовал себя легко и уверенно — мир не рухнул, не сошёл с ума, а остался прежним и Вячеслав мог смотреть в будущее с определённой уверенностью. В пятницу он ещё раз посетил валютный отдел на улице Ленина и вынес оттуда чуть меньше пятидесяти тысяч долларов. Задел был сделан — собранных денег вполне хватало для того, чтобы начать подготовку к отъезду на Запад. Впрочем, Гусев собирался ещё пару раз наведаться в банк, а пока ему нужно было подготовить к отъезду Галю. Проще всего ей было сказать, что он едет для специальной работы за границей, но об этом нельзя никому говорить. Гусев так и собирался сделать, но только после того, как они распишутся — заявление на регистрацию брака было решено подать уже завтра. Попов, похоже, успокоился, хотя его и видели в управлении в пятницу перед окончанием рабочего дня. В любом случае его рассказы об «исчезновении и появлении» Гусева выглядели слишком странными. К тому же после статьи в «Витьбичах» вполне можно было решить, что Попов, прочтя материал, дал волю своей фантазии.

Вячеслав, конечно же, понимал, что он находится под наблюдением и Вишневецкий что-то подозревает, но был спокоен — уже хотя бы потому, что у подполковника, кроме чисто умозрительных сопоставлений и догадок не могло быть никаких улик причастности Гусева ко всем этим ограблениям и происшествиям. Добытые в пятницу пятьдесят тысяч Вячеслав спрятал там же — в вентиляционной шахте в туалете управления, взяв тысячу себе «на жизнь».