Ночь без права сна - [36]

— Мм-да, — задумчиво промычал барон и с присущим ему апломбом заявил — Граф не отличается особым умом! Зачем отдавать семьдесят две тысячи гульденов в год, если можно уволить одних и принять других рабочих, а деньги оставить в кармане! Нет, нет, ни я, ни мой компаньон никогда не брали бы примера с графа. Не так ли, герр Калиновский?

— Не совсем, уважаемый барон.

— Как?! — вытаращил глаза Раух. — Вы бы приняли ультиматум этих голодранцев?

— Нет, конечно нет! — ответил усмехаясь Калиновский.

— Тогда я вас не понимаю, — пожал плечами Раух. — Как же понять ваше «не совсем»?

— Сейчас объясню. Я готов отдать миллион гульденов рабочим нашего промысла, если получу гарантию, что они не будут больше бастовать. Мы с вами не должны скупиться.

— Что? Я не дам ни одного крейцера! — взорвался барон. — Ни за что! Вы, герр Калиновский, конечно, умеете хорошо тратить, но не умеете зарабатывать. А знаете ли вы, чего стоило мне и вашему покойному отцу сколотить капитал? Нет, я не могу швырять деньги на ветер!

— А между тем здравый смысл подсказывает, герр барон, что лучше немного потерять, чем лишиться всего, — сдержанно сказал Калиновский.

— Как это — всего?

— Да так… Рано или поздно мы потеряем все!

— Я вас плохо понимаю, дорогой компаньон, — ледяным тоном проговорил барон. — Конечно, вы, адвокат, привыкли философствовать, но я человек деловой, со мной прошу говорить конкретно. Кто отнимет мое богатство? И откуда вы взяли, что «рано или поздно мы потеряем все»? Это же просто… мистика!

— Советую поинтересоваться кое-какими произведениями Маркса. И тогда вы поймете, почему рано или поздно наше богатство отнимут наши же рабочие.

— Ха-ха-ха! Рабочие? Эти грязные свиньи! Эти… Эти неграмотные хлопы! Я не боюсь, как граф, что они подожгут промысел! Ведь они сами же и подохнут с голоду. Слава богу, в Бориславе есть полицейские стражники. Они не дадут поджечь промыслы.

Управляющий слушал спор хозяев и думал о своем. В душе он соглашался с Калиновским. В самом деле, до Любаша дошли слухи, будто Андрей Большак (тот бунтарь, которого он недавно уволил с работы) грозится поджечь промысел. Управляющий нервно передернул плечами.

Еще одна личность беспокоила Любаша: непокорный, острый на язык Степан Стахур. «Мутит воду. Надо убрать. Приеду в Борислав — возьмусь за него, — решил. — А заодно и за этих — Ясеня, Лучевского, Кинаша и еще кое-кого…»

Любаш старался не смотреть на папа Калиновского, боясь даже взглядом выдать свои симпатии к нему, потому что барон хотел, чтобы его считали главным хозяином.

— Что вы предлагаете, герр Калиновский? — спросил барон. — Лично я считаю; надо всех уволить и набрать новых рабочих. Виноват, не так. Я хотел сказать наоборот: сначала набрать новых рабочих, а потом уволить старых. Согласны?

— Нет, барон. Мне кажется, пока никого увольнять не следует. Вначале нужно попробовать сговориться с их главарями. Пообещать разные льготы, увеличение заработка. Семейных из бараков перевести в отдельные комнаты. Хорошо бы предоставить им кредит для строительства собственных домов. Строиться разрешим на наших земельных участках, а кредит оформим долговым обязательством. Долг будут платить в рассрочку.

— Да вы с ума сошли! — бесцеремонно перебил Калиновского барон, серьезно обеспокоенный его предложением. — Не стали ли вы в самом деле социалистом?

— Дорогой барон, разве вы отказались бы стать социалистом, если бы от этого ваши прибыли возросли вдвое, втрое?

Барон растерянно посмотрел на управляющего, потом на Калиновского.

— За кого вы меня принимаете? Да я скорее пулю себе в лоб пущу, чем стану социалистом! — воскликнул барон. И Людвиг вспомнил рассказ отца о том, что барон «пускал себе пулю в лоб», когда ему советовали стать промышленником.

— Если вы разрешите, я продолжу…

— Да, да, прошу, прошу! Любопытно, как далеко идут паши реформы, — въедливо сказал барон.

— Итак, смысл моей реформы сводится к следующему: никто из тех, кому мы предложим кредит, не откажется принять его, а когда рабочие подпишут долговые обязательства, они попадут в наши руки.

— Насколько я понял, придется не менее полумиллиона выбросить? Однако продолжайте, пожалуйста, я постараюсь понять вас до конца. — И барон поудобнее уселся в кресле.

— Выброшенные, как вы выразились, на ветер деньги возвратятся к нам с процентами, — развивал свою мысль Калиновский. — В кредитных обязательствах мы укажем, что в случае ухода с промысла должник обязуется немедленно погасить кредит. Если же он этого не сделает, дом, построенный на полученную ссуду, переходит в собственность кредитора и, учтите, сделанные взносы должнику не возвращаются. Таким образом, мы убиваем двух зайцев: завоюем среди рабочих репутацию добрых, справедливых хозяев, заботящихся о нуждах рабочих. А они утратят возможность оставить промысел или забастовать. Кто захочет потерять взносы, сделанные в счет погашения долга? Если же найдутся сорвиголовы, которые будут угрожать, бунтовать, мы их выгоним с промысла, ничего не потеряв. Ведь ни один рабочий не сможет погасить свой долг раньше чем через десять-пятнадцать лет. И даже когда он выплатит нам всю ссуду, все равно он от нас не уйдет, потому что дом его стоит на нашей земле. Ушел — скатертью дорожка, а дом мы купим за бесценок.