«No Woman No Cry»: Моя жизнь с Бобом Марли - [60]

Я чувствовала, что попала в западню. Существовало три человека, знавших реальное состояние дел: менеджер Боба Дон Тейлор (уволенный во время последнего турне), его юрист Дэвид Стайнберг и бухгалтер Марвин Золт. С ними мне и приходилось общаться, чтобы по-настоящему понять, что к чему. Как я уже говорила, после работы с «JAD» я никогда не принимала участия в деловом аспекте карьеры Боба, большая часть которой проходила вне Ямайки. Совсем другие люди отвечали за бизнес, мне хватало забот в студии, на сцене и дома с детьми. Я вовсе не была такой деловой женщиной, какой стала позже.

Меня привлекли к судебному разбирательству в Штатах, которое продлилось целых полгода, — я будто бы потратила деньги на то, что фонд счел не относящимся к Бобу Марли. Жалоба управляющего заключалась в том, что я действовала незаконно, что Дон Тейлор сообщил им, будто я трачу миллионы долларов, живу как королева и заслуживаю тюрьмы. Он пытался выставить меня молодой черной дурочкой, чей муж умер и оставил ей состояние. Тейлор обманывал меня, но мне все равно приходилось слушать его, потому что он съел с Бобом не один пуд соли и много знал. Так что я просто слушала и мотала на ус, потому что мне не хватало информации. Некоторое время после смерти Боба я позволяла Дону Тейлору руководить моими действиями, хотя и не доверяла ему полностью — в прошлом я не раз спасала его шкуру от Боба, который ловил его на растратах, а иногда и на кокаиновых загулах, когда Дон присутствовал на работе, но ни на что не годился из-за своего состояния. И я — думаю, по глупости — всегда была очень милосердна и говорила Бобу: «Ой, бедный Дон, не выгоняй его». Теперь тот же самый Дон Тейлор говорил фонду, чтобы меня посадили за решетку, потому что я тратила миллионы на «посторонние нужды» — на заботу о наших детях, о матери Боба, на такие вещи, которые Боб сам бы делал, будь он жив.

Поразительно, с какой легкостью можно обирать овдовевшую женщину, а потом сделать разворот на сто восемьдесят градусов и обвинить ее в тех самых делах, в которые сам ее и втянул. Как-то Дон Тейлор убедил меня купить квартиру, которую он снимал в Нассау, — он говорил, что это неплохое вложение, а ему самому не хватает денег. Он привел меня туда и познакомил с владельцами, отвез в банк оплатить покупку, а потом пришел в фонд жаловаться, что я купила дом за границей! Всю дорогу, зная до тонкостей дела Боба, он был в курсе, что не существовало никаких миллионов, о которых он болтал людям. Если бы Боб был так богат, ему было бы не нужно работать в таком напряженном режиме перед смертью. У нас на Ямайке есть поговорка, которая очень подходит к Дону Тейлору: пожалеешь хромую собаку, она же тебя и укусит.

Разбирательство было результатом иска против бухгалтера и юриста Боба, к которым фонд присоединил меня, в результате нам удалось повернуть дело вспять и засудить фонд. Получалось, что нас собирались наказать за изобретательность, за то, что мы поступали с имеющимися деньгами логично и правильно, и более того — так, как было необходимо. Мне было необходимо купить участок, где мы теперь живем, фабрику на Маркус-Гарви-драйв, студию на Ямайке, в которой мы сейчас работаем. Мне надо была готовить «The Melody Makers», «The Wailers» и «I-Three» к очередным турне, чтобы сохранить дух Боба — он сам попросил Зигги об этом: «Когда будешь подниматься, возвышай и меня». Кроме того, правильно было — и я знаю, что Боб это одобрил бы, — дать детям попробовать себя в деле (что, как каждый может видеть, привело к замечательным результатам). Я должна была снабжать деньгами «The Wailers» и «I-Three», чтобы они продолжали работать с «Tuff Gong». Мне пришлось выплатить множество долгов, которые, как мне сказали, оставил Боб. Я должна была дать деньги матери Боба, чтобы закончить выплаты за дом в Майами, где она живет с детьми, потому что Боб купил его в рассрочку. И все это хотели повернуть против меня — и посадить за благие дела в тюрьму.

Но все, что я делала, было законно. Я слушалась Дэвида Стайнберга и Марвина Золта, потому что Боб всегда им доверял. Я считала, что это верный ход — спрашивать совета у тех, к кому обращался Боб, особенно ради дел, которые он сам бы сделал и которые планировал вместе с ними. Я ничего не делала сама по себе, всегда слушалась их рекомендаций. Поэтому я могла прийти в суд и рассказать все как было, и показать судье, что сделала лично я. Что я изменила, использовав деньги Боба, какие инвестиции сделала, насколько больше пластинок за счет этого продано. И присяжные увидели, что я действовала с лучшими намерениями — разве можно красть у самой себя?

У меня есть стенограмма всего процесса. Он был сложным, но мы выиграли, и между прочим, никого из обвинителей, включая Дона Тейлора, уже нет в живых.

Еще один процесс, через который мне пришлось пройти, был связан с тем, что Дэнни Симс пытался отсудить у нас права на записи, которыми владел Боб. В защиту позиции Дэнни Симса его адвокат пригласил людей, которые не постеснялись присягнуть, что песни Боба принадлежали Дэнни! Это испытание прекрасно иллюстрирует песню Боба о том, что «твой лучший друг может быть злейшим врагом, а твой злейший враг — лучшим другом». Я была в турне во время той части разбирательства, которая проходила в суде Манхэттена, и поскольку я думала, что мне не стоит там показываться, я попросила человека из сопровождающих — нашего повара по имени Обедайя — заглянуть в суд и посмотреть, что происходит. Так получилось, что он вошел в зал как раз в тот момент, когда Дон Тейлор рассказывал судье, что Боб Марли был одним из самых опасных людей на Ямайке. Тут Дон заметил Обе дайю и заявил судье, что я подослала его убить Дона, — и попросил его выдворить!