Но пасаран - [34]

Вечером в землянке командира полка познакомились с комиссаром эскадрильи Григорием Аверьяновичем Таряником. Его не было несколько дней в полку, он ездил в Политуправление фронта на совещание. Я уже наслышался о нем. Таряник пользуется всеобщим уважением и любовью. Уважение граничит с преклонением перед его храбростью, виртуозным мастерством пилотажа, честностью, прямотой. Он был не многословен, сидел в уголке на наре, сколоченной из стволов молодых берез.

Забелин, знакомя меня с Таряником, положил руку ему на плечо и сказал (это я слышал в полку не раз): «Таряник обманет любую зенитку. Нет такой зенитки, которая сбила бы Таряника». И, склонившись к моему уху, боясь, очевидно, задеть самолюбие других летчиков, сидевших в землянке, добавил: «Будете летать с ним. Так мне спокойнее, все-таки мы за вас отвечаем».

У батальонного комиссара Таряника обветренное, красное лицо, чуть поврежденное веко правого глаза — глядя на тебя, он словно лукаво подмигивает. Растрепанные волосы топорщатся над высоким лбом. Кожаный реглан небрежно накинут на плечи, на гимнастерке два боевых ордена. Как я узнал позже, один за Финский фронт, другой за боевую работу на Юго-Западном фронте в начало этой войны.

Мы разговорились. Он расспрашивал о работе кинооператора. Отвечать ему было интересно, чувствовалось, что задает он вопросы из пытливого желания составить себе представление о незнакомом ему ремесле. Эта первая встреча в землянке была началом нашей дружбы. Кратковременной дружбы, мы вскоре расстались, но крепкой, основанной на взаимном уважении, скрепленной общими испытаниями в бою — мы трижды вылетали с Таряником на бомбардировку. На его счету уже тогда было пятьдесят боевых вылетов. А когда через два месяца ему было присвоено звание Героя Советского Союза, число вылетов перевалило за девяносто.

Батальонный комиссар Григорий Аверьянович Таряник — днепропетровский слесарь, коммунист — окончил летную школу в 1936 году, попал он в эту школу по спецнабору. После окончания школы Таряника сразу определили на новейшие скоростные машины. Из семнадцати человек только пять отобрали на скоростные машины. Первый боевой опыт — сорок шесть боевых вылетов — на Финском фронте. С 1938 года он уже комиссар эскадрильи, которой командовал капитан Асаулов. Пришли новые машины — ПЕ-2. На этих машинах Григории Таряник встретил гитлеровцев в воздухе.

— В чем основа нашей тактики в воздушном бою? — спросил я Таряника.

— Взаимная выручка. Вот основа. Что касается зениток, то нужно следить за вспышками выстрелов на земле и, рассчитывая полет снаряда, упреждать его быстрым маневром. А пройдя через зону зенитного огня — немедленно смыкать строй. Даже если мы видим угрозу нападения вражеских истребителей, которые обычно в стороне выжидают нашего прохода через зону зенитного огня. Отбомбившись, немедленно собираться в кулак. Сейчас у нас большой опыт взаимодействия в любой обстановке — в разведке, бомбометании, пикирующем бомбометании, в штурмовке. Опыт, рожденный в самые первые дни войны, обогащался в течение этих месяцев, приводил нас к окончательным, строго рациональным приемам, основанным на взаимодействии с истребителями, на изучении тактики врага.

— Вам, вероятно, известно, Григорий Аверьянович, что говорят, будто вам не страшна никакая зенитка?

Таряник спокойно, без рисовки ответил:

— Это преувеличено. Ни у кого не может быть стопроцентной гарантии от прямого попадания в зоне массированного зенитного огня. Но, конечно, опыт сильно выручает. И моя задача — этот опыт постоянно передавать молодым ребятам, которые приходят в полк.

— В чем вы видите свою главную задачу в вашей политической работе?

— Не считаю необходимым заниматься голой агитацией. Летчики нашей эскадрильи мастера своего дела, все побратались в бою, каждый из нас знает, чем живет и дышит товарищ. Поэтому нет нужды агитировать их за Советскую власть. Главным направлением политработы я считаю поддержание духа товарищества, который является основой взаимодействия в строю. Много уделяю внимания тем молодым ребятам, которые приходят в полк, заменяют экипажи, погибшие в бою.

Заветный кадр

Каждый предстоящий полет, подготовка к нему, ожидание его превращаются для меня в сложный комплекс раздумий, переживаний, тревог. Нужно ли еще раз вылетать? Быть может, достаточно уже снято, и стоит ли снова преодолевать этот трудный барьер ради еще одной кассеты пленки. Возможно, новые кадры ничего не добавят к ранее снятым. Но едва самолет, оторвавшись от земли, проносился над верхушками деревьев и, набирая высоту, устремлялся в небо, поразительное чувство легкости овладевало мной. Весь груз тревог оставался в березовой роще, куда я, несомненно, вернусь через полтора часа.

* * *

Мысленно я все время вижу кадр, который мечтаю снять. Четыре или пять — не меньше — самолетов в кадре, и ни один из них не заслоняет другого. Из открывшихся бомболюков сыплются бомбы. Такой кадр необходим.

Командир полка Забелин как-то сказал:

— На мой взгляд, одного-двух полетов было бы достаточно, чтобы снять строй самолетов, бомбометание. Может, я чего-нибудь не понимаю, объясните мне.