НЛО из Грачёвки - [32]

Дежуривший у дверей «резиденции» Вынер слабо отбивался от любопытных. Федор Буров, стоя рядом с другом, монотонно твердил:

– Ну что тут смотреть, товарищи? Ну что вы тут такого не видели, как будто ротозеи…

Смотреть тем не менее было на что. Входа в «резиденцию» не существовало. Бронированные двери составляли единое целое с косяками.

За Волковым была послана машина. Когда через час вернулся водитель Савельева и сказал, что надо ехать в Грачевку, Савельев куда-то звонил. Еще через полчаса на пустыре, к радости окрестных ребятишек, опустился вертолет. Пригибаясь, к открывшейся дверке пробежали Игорь и заместитель директора института по хозчасти Ярушкин. Турбины застонали, вертолет завис, боднув воздух, и ушел на Грачевку.

А незадолго до конца рабочего дня во двор института, глухо рокоча, въехал «Урал». Запыленный мотоциклист стянул шлем – и все узнали Волкова. На ходу слушая подбежавших к нему Сеню и Кирилла, Волков прошел в кабинет директора.

3

– Или мне кажется, или вправду похолодало?

Тихона била дрожь.

– Вправду похолодало, – медленно проговорил Левка, глядя на покрытый испариной лоб друга. – Погода портится. Тайга-то, слышишь?

Шум леса, днем едва различимый, обратился в глухое рокотание. Порывы ветра поднимали на камне маленькие смерчики песка, каким-то чудом попавшего на вершину. Сначала нехотя, потом все быстрее и быстрее смерчики начинали кружиться, поднимаясь дрожащей змейкой вверх и, приплясывая, неслись по шершавому камню. Ветер стихал, и маленькие смерчики рассыпались.

– Как чаинки в стакане, – задумчиво сказал Левка.

– Да, сейчас бы чайку, – поддержал его Павел. – С булкой, какие бабка печет, И с маслом. Режешь булочку, а она еще горячая. Даже режется плохо. А потом масла туда – раз!.. Побольше.

– И с конфетами, – добавил, вставая, Лев. – Любишь гусиные шейки?

– Лапки!

– Может, и лапки, – согласился Левка.

– Хватит вам, – пробурчал Тихон. – Нашли время.

Вершина горы была плоской и голой. Внизу потемневшая к вечеру тайга отливала густой темной зеленью. То тут, то там просвечивали желтоватые скалы. К горизонту отдельные деревья и массивы сливались в сплошной ковер. Самого главного – признаков цивилизации не было.

– Учеными были… – невнятно заговорил Тихон. Прижав руку к груди, он раскачивался из стороны в сторону, будто хотел ее убаюкать. – Нансенами, Амундсенами тоже были… Кто мы теперь?

«Теперь – дураки, – хотелось сказать Левке, но он сдержался. – Или того хуже – преступники. Мало ли кому тарелка может попасть в руки…»

Левка не выдержал и принялся быстро расхаживать по каменному пятачку. Шаг, второй – покатый обрыв, еще два шага – камень, за которым укрылся от ветра Тихон, поворот, два шага – обрыв, еще два шага – крона искривленной лиственницы, прилепившейся к склону, поворот…

Наверное, все, что случилось, не мучило бы Левку так сильно, оставайся он таким, как раньше. Теперь Левке начало казаться, что совсем не случайно они так часто оказывались в «горячих точках». Грачевка выглядела в эти дни как островок благополучия и спокойствия в мире, живущем страшной и трудной жизнью. Каким ужасом были пропитаны те минуты под обстрелом. А горящие деревни, голодные дети, лица людей, которым не можешь помочь… И чувство вины перед ними.

– …что? – Левка остановился.

– Не мельтеши, говорю! Сядь! Силы нет на тебя смотреть.

– Тихон, ты думаешь, мы случайно оказывались в тех местах, где людям плохо?

Тихон долго смотрел на Левку.

– Я имею в виду пожары, наводнения, сель… Ну ты понял?.. Тебе не кажется, что нас кто-то испытывал… спрашивал? А, Тихон?

– Уймись. А то сейчас у тебя глаза такие, что смотреть страшно. А что касается ощущения такого…

Тихону было тяжело говорить. Он наклонил голову набок и прикрыл один глаз:

– …то с этого все и началось. Меня спрашивали, Пашке предлагали, тебя вот испытывали, оказывается.

Некоторое время они сидели молча. Левка отколупывал куски каменного крошева и бросал их вниз, глядя за тем, как они, щелкая, прыгают с уступа на уступ и пропадают среди верхушек деревьев внизу.

– Представляешь, что будет, если она в руки кому-нибудь… попадет? Бомбу в увеличитель, например… – снова заговорил он.

– И бомбы не нужно. Пашка кисточкой цепь за пару секунд в океан смел. Сорок тонн. Подняться повыше, да этой кисточкой по городу…

Пашка, лежавший ничком, завозился и встал. Судя по тому, как напряжен был его взгляд, он и не думал спать:

– Я знаю, это я во всем виноват, – голос у него дрогнул. Он стоял, втянув голову в плечи, и глядел вниз, водя носком рваного кеда по белесому камню. Тихон и Левка смотрели на сиротливый грязный палец Пашкиной ноги, выглядывавший из кеда, словно именно этим пальцем Пашка собирался сию же минуту начертить спасительный план.

– Потому что это я не хотел, чтоб рассказать… Я тоже, конечно, знал, что надо, но не мог… Потому что… Ну что вы смотрите на меня так?! – истерически крикнул он. – У меня же ничего, ничего в жизни не было! У вас хоть что-то… Книги, интересы какие-то… Левка вон врачом хочет стать. Она моя… тарелка. Сначала, когда мы залезли в нее, она твоя была, Тихон. Я чувствовал это. А потом она моя стала, Я разговаривал с ней…