Низверженное величие - [113]

Час расплаты настал. Константин Развигоров задумался. Жизнь состояла из приливов и отливов. Пришел девятый вал, пришел в девятый день девятого месяца. Есть в этом нечто символичное, роковое, неумолимое. Кто-то невидимый и неизвестный управляет этими приливами и отливами. Развигоров слушал уличный шум и невольно спрашивал себя, что же происходит. Прилив сейчас или отлив? Это было ни на что не похоже, разве что на агонию разбитого корабля, стремящегося к берегу… Достигнет ли он этого берега?..

Развигоров усмехнулся, криво и неопределенно. Ладно. Что будет со всеми, то и с ним. Все-таки он сидит пока что на террасе своего дома, его не волокут по улице сопляки с винтовками, которые больше их самих. Спасибо и на этом… Такова жизнь, обманчивая жизнь… Но если и его ожидает расправа, пусть это произойдет сейчас, именно сейчас, когда здесь нет никого из близких, он не хочет, чтобы они видели его унижение, его позор. Этот день напомнил ему, что он не так чист, как кажется. Сколько чужого пота превратил он в деньги! Если за это будут наказывать, возмездие его не минует, хорошо, что сейчас они мстят лишь за кровь, ищут тех, кто проливал кровь. Но ведь придет же очередь и тех, кто проливал чужой пот, вот тогда разочтутся и с ним… Развигоров снова подошел к краю террасы и наклонился над перилами. То, что он увидел, было непонятным и тревожным. Перед домом остановился грузовик. Из кабины вышел старик Холилулчев, а из-под брезента вылезли двое военных, один направился к входной двери. Развигоров пошел открывать. В доме был он один. Служащие его конторы бегали по митингам, а Павел отпросился на несколько дней в деревню и еще не вернулся. Холилулчев вошел первым. По его лицу и глазам Развигоров понял, что он привез дурные вести.

Прямо с этого старик и начал:

— Плохи дела, господин Развигоров… — И махнул рукой в сторону грузовика, покрытого брезентом.

Двое военных с помощью шофера в штатском уже снимали темный гроб. Он был тяжелым, люди с трудом подтащили его к краю кузова, чтобы взять на руки.

— Борис, наш Борис! — сказал дрожащим голосом Холилулчев.

Гроб внесли в кабинет и опустили на пол. Холилулчев продолжал причитать. Мужчины пожали опущенную руку Развигорова, сказали какие-то подобающие слова и остались в кабинете.

— Борис? Как же так? — Развигоров все еще не верил случившемуся. Один из вошедших, шофер грузовика, протянул ему сложенный вчетверо лист бумаги. Это было свидетельство о смерти Бориса. Развигоров машинально нащупал в кармане очки, надел их дрожащими руками и стал читать. Слова прыгали перед глазами. В документе говорилось о самоубийстве сына. Развигоров нагнулся, попытался открыть заколоченный гроб, но шофер отодвинул только верхнюю доску. Да, это был Борис. Широкая нижняя челюсть заострилась и упиралась в высокий воротник мундира.

— Это было при вас, господа?..

— Да, господин Развигоров…

— Значит, вы не смогли этому помешать?

— Все произошло слишком быстро и неожиданно, господин Развигоров.

Помолчали. Каждый думал о своем. Отец долго смотрел на мертвого сына. Обманчивый мир, полный неизвестности! Зачем человек рождается, зачем живет на свете? Едва ли кто-нибудь может на это ответить. Живешь как во мгле и во мглу уходишь, а думаешь, что ты на земле самый нужный человек. Развигоров жестом попросил всех выйти и оставить его наедине с покойным. Провел рукой по лицу…

— Застрелился!.. — Он поднял голову и увидел, что шофер не вышел из комнаты, а стоял возле дверей, как бы на страже.

— А можно взглянуть на рану?..

— Не советую, господин Развигоров…

— Почему?

— Гроб крепко заколочен…

— Только по этой причине? — Развигоров посмотрел на шофера.

— Это создаст ненужные осложнения с новыми властями…

— А если я буду настаивать?..

— Это плохо для вас кончится.

— Так, значит… — Развигоров был в нерешительности. Мужчина молчал, опустив руки в карман куртки. — Но по крайней мере правду я могу знать?

— Правда — в свидетельстве о смерти, господин Развигоров.

— Понятно, — вздохнул отец.

— Теперь, раз вам все понятно, нужно поторопиться…

— С чем?

— С погребением. Все уже готово…

— Уже?.. — как-то устало отозвался Константин Развигоров и больше ни о чем не спрашивал. Он не заметил даже, как доехали до военного кладбища. Что-то оборвалось в нем, заставило закрыть глаза на все происходящее вокруг, замкнуло все его мысли в темном клубке боли. Грузовик давно скрылся из виду, а он еще долго стоял, глядя на свежезасыпанную могилу сына, вслушиваясь в жестокое неверие человеческой души, думая о лжи, которую нужно принять за истину, чтобы не оплатить эту истину собственной жизнью. И он предпочел жизнь во лжи, отчего почувствовал к себе презрение.

Но осознал он все это позже.

Перевод В. Викторова