Низость - [72]

Джеми

Жалко мне ее немного становится, как я зашел и вижу: притулилась она вот так вот у окна. Вид у нее жуткий, еще какой. Кожа белая как мел, а глаза растерла до красноты. Не югу это видеть, как девки плачут. И еб ты, сегодня с утра не досталось ниибацца так, что на всю жизнь хватит. До сих пор в мозгах не укладывается, ё. Только что жался к своей любимой и единственной, а тело у нее такое бархатное и теплое, а в следующую минуту меня привлекли к суду за преступление, которое — и я намерен ей это изложить — малыш Милли спланировала идеально. Так все продумала, что мы сами чуть не засомневались в нашей непричастности. И не обломалась же такие круги нарезать, ё. Сгонять в круглосуточный «Теззис», чтобы проявили эту херню. И обратно, сунуть это говно под дверь. Не удивительно, что вид у нее такой уставший, сука. v Хуже всего, ё, то, что я-то решил: это прикол такой. Шуточные приглашения на свадьбу, когда только увидел пакет. Даже мысли не возникло, почему его принесли, а не прислали и все такое — даже ни на секунду не задумался. Чавкнул под дверью маленький пакетик, ей адресованный, и сказать по-честному, мне вроде как польстило немного. Типа она теперь член нашей семьи — люди присылают ей чего-то там такое, потому что знают: она здесь и все дела.

Так что когда я вернулся из сортира, обнаруживаю: сидит она за кухонным столом, убитая-убитая и все что хочешь, в окно уставилась, последнее, что я предположил, подумал, что это как-то связано с конвертом. Решил, она нашла чего не надо, понимаешь о чем я, журнальчик или фотку бывшей.

Короче, я ее приобнял и спрашиваю, что случилось, а она от нас отшатывается. Так на меня смотрит, прямо мурашки по коже. И хотя у меня есть задняя мысль, что она вот-вот психанет, в глазах у нее что-то такое сумасшедшее, чего я раньше никогда не видел. Сидит она вот так вот, смотрит на меня, а потом кроит еще ту благовоспитанную физиономию, на какую только фантазии хватает, и удаляется. Я подорвался вслед за ней, в непонятках — даже не догадывался на хуй, что стряслось — а она садится на корточки у парадной и просто кладет конверт обратно на пол, типа она отматывает время назад. Я совсем охуел, как увидел, чего она творит, ё. Добило ее на хуй — ей финиш. А потом она встает как вкопанная в дверях, а я вижу как она ошалело вдыхает побольше воздуха, говорит нам спасибо-до-свидания и уходит.

Мне захотелось догнать ее, вернуть в дом, утрясти это дело — только ноги как ватные. Типа их вмазали местным. Ни за что в жизни не в состоянии пошевелиться. Просто стою вот так вот, ё, реально ниибацца парализованный. Вылупился на этот конверт на столе, и лет ниибацца сто прошло, как я подошел и взял его. Почерк смутно знакомый, хотя написано заглавными буквами. Эти заглавные буквы я узнал. Вскрываю, и меня как кувалдой по башке — глазам своим не могу поверить. Но по-настоящему, ё — это происходит со мной, здесь и сейчас. И когда смотрю снова, в голове всего одна мысль. Милли.

Морда прямо расцветает, как она меня видит. Вроде ребенка в супермаркете, когда увидела мамку, а как раз подумала, что потерялась. Передернуло меня децл оттого, как она на меня посмотрела. Вроде того, что она почему-то по-серьезке считает себя жертвой всего этого дела. Возможно, ей все-таки спалило мозги — переборщила с одним делом и потеряла ниибацца фабулу. Типа того парня, с кем наш маленький одно время тусил — Сте Ригби. Стопудово отличный парень был и все такое — приятные родители, нормальное воспитание — все в таком роде, только однажды шатался по клубам, возвращается домой и убивает своего предка. Сказал, голос в голове ему так приказал сделать. И, возможно, тоже самое случилось с Милли. Возможно, она слышала у себя в голове голоса, а сама зашла слишком далеко, чтобы попытаться им возражать.

Присаживаюсь напротив нее. Эти следующие несколько секунд я все проигрывал в мозгу с того момента, как она нам позвонила с утра, и хоть вроде все себе продумал, если воспринимать издалека, как будто я паук, зависший на потолке, но теперь-то я сижу тут, лицом к лицу с этими самыми большими, отчаявшимися глазенками, подрагивающими в орбитах. Я волнуюсь как перед концертом, ё. Билли мне всегда повторял, что я позволяю людям нисколько со мной не считаться, что мне только дай, я буду видеть во всех только хорошее. Пусть даже из них лезет реальная гадость, меня все равно подмывает присобачить им нимб над головой в надежде, что его свет от него отыщет хотя случайные вкрапления хорошего. И, кстати, он прав. Я в каждом хочу откопать хорошее. И даже если речь идет о таких, как головорезы Джеймса Балджера (и кто-кто, а эти уж реально чокнутые беспределыцики), я ловлю себя на том, что переношусь в те времена, когда они были еще зародышами, безвредными клетками, защищенными от этого огромного безумного мира и всего того отстоя, что побудили этих ребят творить вот такое зло. И сейчас все то же самое: хоть я сижу здесь и знаю очень хорошо, чего она сделала, устроила непоправимый пиздец, у меня слова в глотке застряли, все пытаюсь как-нибудь по-мирному разрулить. Сочиняю ей извинения, пытаюсь взглянуть с ее точки зрения. Просто не верится мне, что эта девчонка, которую я любил с такой охуенной и страшной силой, мое второе я, родная душа, прямо вот так взяла и врезала мне. Сам себя ненавижу, но должен это сделать.