Низость - [23]

— Ни хуя ж! — восклицает он, изо рта у него идет пар. — Окончательно опоздал. Блядь! Прости, малыш…

Я не намерена так просто ему спустить. Игнорирую его заявление и закуриваю нам по сигарете — Билли никуда не идет. Я торчу от настроения и виски, и мне хочется еще, и еще, и еще.

— У меня есть одно дело, дитенок, — говорит он, шарахаясь к приближающемуся такси. — Мамка устраивает огромное сумасшедшее отмечание, так? Такси! Энн Мэри и все такое, нет? ТАКСИ!

Энн Мэри.

— Садись — я тебя подвезу.

Такси подтягивается. Он открывает дверь.

— Не, — говорю я, засовывая руки в карманы и отступая на шаг от него. — Я пошатаюсь по городу.

— Но ты ж на хуй промокнешь. Помрешь от воспаления легких, ежели прямо сейчас не пойдешь обсохнуть.

Я пожимаю плечами.

— А, давай сажайся, Милли! Давай запрыгивай, нет? Мне кажется, я полный буду гондон, если тебя тут брошу. Я бы тебя позвал, сама знаешь, я б обязательно позвал, но мне кажется, это должен сделать один из них, а то нет? Отмечают помолвку и все такое.

— Со мной все ништяк, честно. Сам знаешь, я не любительница всех этих семейных посиделок, по-любому.

— Ой-фуу, Милли! Не надо вот так с нами. Смотри, ты просто садись, ладно. Чем ты хуже родственников. Давай — они от счастья умрут, если ты приедешь.

— Шшшш. Забыли, о’кей? Со мной все ништяк. Звякну тебе завтра.

Я выдавливаю из себя улыбку и разворачиваю на сто восемьдесят. Делаю три шага по Хардман-стрит.

— Билли? Слушай. Не езжай. Пожалуйста! Не бросай меня тут.

— Ой, малыш! Не надо так, ага? Поехали с нами.

— Почему ты обязан ехать?

— Милли?

Его плечи опускаются вместе с его лицом.

— Ебись конем, Билли.

Я поворачиваюсь и ухожу. Он пару раз кричит мое имя, и в витринном отражении я вижу, как тачка сворачивает, и я делаюсь мрачнее ночи.

Когда меня уже не видно, я стремительно обхватываю себя руками, вешаю нос и, ссутулив плечи навстречу ветру, шагаю в город. Холод обездвиживает мои мысли. Не могу сообразить какой-нибудь внятный план на остаток вечера, хотя мой анимус бурно призывает меня пить, есть и снова пить — именно в таком порядке.

В конце Болд-стрит, рождается жемчужина идеи и я стоплю машину. Инструктирую таксиста отвезти меня в финансовый район, место, изобилующее офисными крысами, знаменитостями категории Б и праздными нуворишами, но там, как бы то ни было, отсутствуют студенты. Я прогоняю ему, что я заведующая из «Дримерс». История — очевидный нонсенс, рассказанный прежде всего для меня, а не для него — но я втюхиваю ему ее вплоть до моей высадки.

Я схожу в самом начале Олд-Холл-стрит, и небо испускает низкий гортанный вой. Закуриваю сигарету и в благоговений смотрю на Мерси, отступающую от маячка. Докуриваю до самого фильтра и вышвыриваю мигнувший бычок в ночь. Мимо проносится пара молоденьких девчонок с обнаженным верхом и исхлестанными ветром ногами. Я громко смеюсь. Дождь перестал, но обрюзгшее небо тяжело нависает над землей, перетаскивая грозу через реку и перемещая ее в город. На миг ночь замирает. Если не считать легкого похлопывания ветра о витрины магазинов и далекого цоканья каблучков по мостовой, все тихо. И тут оно взрывается.

Небо капитулирует и рушится на город, загоняя праздных прохожих гуляк в первые попавшиеся укрытия. Я закидываю голову назад и позволяю косому серебряному потоку орошать мне голову до тех пор, пока я больше не могу выносить, и тогда припускаю по дороге и влетаю в «Сэме». Как и большинство баров в дурную погоду, он теплый, шумный и набитый под завязку. Сегодня он заполнен розовыми физиономиями в мокрых костюмах. В смысле прикольного, он тоже не ахти — вечерина грудастых тетенек среднего возраста, парочка поддавших стриптизерш-блондинок и выводок офисной шушеры, ищущих› убежища от дождя. Я отряхиваюсь, словно промокшая псина, вытираю рукавом залитое дождевой водой лицо и беру прямой курс на бар. Протискиваюсь между танцовщицами. Наши тела соприкасаются, возвращая к жизни мою пизду.

Заказываю бутылку «Стеллы» и устаиваюсь в темном и уединенном закутке. Могучая сисястая бригада принимается раскачиваться под трек Мадонны, театрально распевая и лялялякая там, где они не знают слов. Самая сдержанная из них, с размером, скорее всего, 36Е, чуть нагибается вперед. Ее великолепный бюст, скудно обрамленный блузкой с низким вырезом, попадает прямо в мое поле зрения. Господи, вот вымя-тol Даже обслуживающая ее девушка не способна оторвать от них взор. Я смотрю на них долго и упорно, запечатлевая в памяти.

Допиваю свою порцию, зажигаю очередную сигарету и пробую привлечь внимание официантки. Неулыбающееся лицо вяло приближается ко мне и шлепает меню на стол.

Даже когда она удаляется, мне видны щелкающие в ее голове лампочки. Она поворачивается и осматривает меня еще по-новой. Я вздрагиваю — она само совершенство. Черные, как смоль, волосы, большие ясные глаза, полные губы и славянские скулы. Талия и бедра узкие. Когда она снова поворачивает в мою сторону свою стройную спину, я скольжу взглядом по всему ее абсурдно красивому телу, от ключиц до задницы, до стройных икр. Мои глаза пялят ее, во все места. Ее длинные, худощавые ноги; упругую маленькую попку; торчащие остренькие сиськи — она охуительно великолепна. Возвращается через несколько секунд с блокнотом и ручкой. Сконфуженно закатывает глаза, видя, что я еще и не открывала меню.