Низкий голос любви - [47]

– Иногда я задаюсь вопросом: кто ты, Клер?

– Кто я? Тебе надо это знать, чтобы меня любить? Не спеши так Когда люди узнают, кто я, они перестают меня любить.

– Почему?

– Ты что, забыл? Меня боятся. Послушай…

До примирения она ставит ему условие: неделя карантина. Ровно семь дней и семь ночей. Артур повторяет этот обратный отсчет: семь дней и семь ночей.

– Это игра?

– Нет, я больше не играю в игры, я живая женщина, которая не хочет больше страдать, а если я ошиблась – что же, тем хуже.

* * *

Клер – живая женщина, которая боится заблудиться, а Артур, измучившись за три дня и три ночи карантина, страшится, что ее потерял. Лишенный ее голоса, он надеялся на ее звонок, боролся с собой, чтобы не набрать ее номер, разрываясь между желанием неповиновения, волей доказать ей, что ожидание не выше его сил, и желанием, сводящим мышцы лица. Он поселился в своей квартире, но не живет в ней, а проводит лишь краткие мучительные ночи, его словно относит неровная волна.

Он сдал кабриолет в гараж, запах бензина никуда не делся, нужной запчасти нет. Он убрал велосипед. Он стал ходить пешком, отваживаясь делать крюк через квартал Клер, рассчитывает маршруты, как влюбленный, надеется и боится, что встретится с ней. Это была бы авария из-за слишком медленной езды, большая редкость. Против ожиданий, произошла именно такая встреча. На ветреной террасе, где ему, столь чувствительному к холоду, не следовало садиться, ему предстало видение. Это ледяное зрелище положило конец его карантину. Это не встреча, это один из трюков страсти, которые облегчают страдания и за которые приходится дорого платить. Это не Клер, а ее «Триумф». Мотоцикл грациозно клонится на подпорку, бросая вызов гравитации, но его хозяйки нигде не видно. Артур поднимается и подходит к мотоциклу так близко, что мог бы вскочить на него, нажать на стартер, набрать скорость, свесив вниз ногу в высоком ботинке. Он оседлал мотоцикл, заняв на сиденье отведенное ему место пассажира, на задней подушке. В этом положении, ни стоя, ни сидя, он ждет посреди треугольной площади, под каштаном, под ветром Любой звук разговора, еле слышное цоканье женских каблучков – и кровь стынет в его жилах. Его задевает сумочка – он напрягается всем телом. Женщина, удаляющаяся под руку с подругой, прыскает от смеха. Проходит время, он не считает его, проходят люди, но ничего не происходит. Истомленный этой пустотой, он встает с мотоцикла, погладив его на прощание. Он уходит. Но сомнение остается. Действительно ли это был «Триумф» Клер?

Она проявила точность в окончании карантина. Он нашел письмо в своем кабинете. Он узнал почерк. Она назначила ему свидание на тот же вечер. В «Оксиринке». Он пойдет туда, не зная, что это такое. Он останавливает такси, автомобиль касается его колен, но водитель его как бы не замечает. Он стучит в стекло второй машины. Движением подбородка шофер – женщина – осведомилась, что от нее хотят. Артур показывает ей: опустите стекло. Она неохотно повинуется.

– Вы свободны?

– Не знаю. Вам куда надо? – цедит она сквозь зубы, вцепившись в руль обеими руками, с недоверчивым видом.

– В «Оксиринк».

– Это где?

– Я не знаю адреса.

– А я что, знаю? Еще один кабак для придурков. – Она говорит в рацию: – Папа Джо, ты знаешь этот, как его, Окси… Окси – как там дальше?

– Ринк О-кси-ринк, – повторяет Артур по слогам.

– Ладно, ладно, я не глухая. Да, «Оксиринк» – так клиент говорит. «Аквариум», Трокадеро? Папа Джо, он же закрыт! Уже пятнадцать лет как закрыт.

– Ничего подобного! – воскликнул Артур.

– Дорогой мой, я с папой Джо разговариваю, а он Париж только что на коленях не качал. Мы же для вас и стараемся – если будете перебивать, как мы попадем в ваш Окси-как-его-там? Нет, папа Джо, в «Аквариум» я ходила еще девчонкой. Застекленные потолки, электрические скаты, морские коньки, морские свиньи. Однажды я прочла в газете, что все рыбы разом передохли. В последний раз, когда я проезжала мимо, вход был замурован. Ну да, замурован, шеф. В заборе проделали дыру наркоманы. Я специально туда залезла посмотреть. Вместо устриц везде валяются шприцы, ну да, шеф, можешь мне поверить. Я же говорю, закрыто. Папа Джо, да не сержусь я, ну ладно, целую. Да, сама разберусь с клиентом, пока. Ладно уж, месье, мне не трудно, подвезу в память о далеком детстве. Садитесь.

Артур дергает ручку запертой двери.

– Э, минуту! Так торопитесь туда, где все мы будем, молодой человек?

По дороге в машине вопит радиостанция FM.

«Ты сеешь повсюду ненависть, выходишь сухим из воды, ты заметаешь все следы, но родная земля под ногами не прочная. Не замечая страданий других, ты привлекаешь своей порочностью. Можешь получить все золото мира, но, скорее всего, лишь железо оков. Ты сеешь семена сорняков, чтобы цветы зла сорвать. Все, что ты сделал другим, пойдет за тобой следом, а во мне камень сердец не отзовется бредом».

Группа дает интервью в прямом эфире. «Принцесса Агнес, господин Тэпа, на кого вы держите зло?» – «Ни на кого. Я, принцесса Агнес, постоянно, неутомимо борюсь со злом словами».

– Нехилая программа! – восклицает таксистка и в знак одобрения трижды пронзительно сигналит.