Низкий голос любви - [29]

– Откуда ты все это знаешь?

– Андерс. Мой дед. Это он меня всему научил. Если хочешь узнать меня получше, тебе надо познакомиться с ним. Мы его навестим. Нет, не трогай эти плоды, они опасны. Мы их высушим. А потом будет сюрприз.

Клер втыкает веточку в прическу, и три фонарика колышутся в ритме ее шагов.

Настала их первая ночь в гостинице Он забронировал два номера. Эта хитрость не вызвала у Клер никакой реакции. Вечером после ужина она на несколько минут пригласила его в свой номер. Она легла на кровать, согнув локоть, опершись головой на ладонь, вытянув ноги. Через приоткрытое окно слышно дыхание моря, волна говорит с волной, словно астматическое дыхание вырывается из полуоткрытых губ. Клер рассказывает, доверяется. На ней брюки из шелка в желто-черную полоску, видны ее голые тонкие ножки с перламутровыми ногтями на фоне бежевого камчатного покрывала – и только. Артур первым нарушил тишину.

– Тебе не холодно? Не хочешь, чтобы я закрыл окно?

– Я никогда не закрываю окно. Мне никогда не бывает холодно.

Пауза.

– Тем лучше. Ведь я могу смотреть на твои босые ножки.

– Они тебе нравятся?

– Бесконечно.

Очарованная этим признанием, она не отвечает, но губы ее приоткрыты. Тишина длится. Наконец она снова заговорила, слова ее тверды, но голос вдруг становится удивительно нежным.

– Ты знаешь, Артур, я не касалась мужчины, и ни один мужчина не коснулся меня в течение шестнадцати месяцев. Я их сосчитала. Я знаю, что мой отказ их ранит, но я знаю, что, если соглашусь, я их разгневаю.

– Ты сильная.

– Сильная? Напротив. Если я сплю рядом с мужчиной, я не могу сопротивляться.

– И это их рассердит?

– Да, потому что они захотят большего. Они пожелают того, что я не смогу им дать.

– Ты поэтому держишься вдали от мужчин?

– Не так уж они далеко. Посмотри на себя. – Ее смех звучит, как звон хрустальных колокольчиков. И она продолжает, вдруг развеселившись. – Заметь, не так давно я была менее сдержанна. Я выходила на улицу, надушившись, с маникюром. Я обнажала все, что можно обнажить без нарушения общественной нравственности. Самцы не упускали ни крошки, и я отвечала взаимностью. А потом в один прекрасный день, вернеев одну прекрасную ночь, я поняла: с меня хватит.

– Почему?

– Я увидела себя, я увидела этих типов, и мне стало противно. И я похоронила себя, похоронила мужчин и поставила на всем этом крест. А потом появился перс. Я так от него и не оправилась. Уж лучше, чтобы мужчины не было совсем, никогда. Идеал для меня – самой стать мужчиной, да, именно это мне было бы нужно. Но, наверное, слишком поздно.

– Ты серьезно?

– А как, по-твоему? У тебя нет знакомого хирурга, который бы дал мне консультацию? Нет, я несерьезно. Напоминаю: ты оперировал мне голос. А тебе никогда не хотелось быть женщиной?

– Ну да, то есть нет. То есть такая мысль приходила мне в голову, просто из любопытства.

– Довольно интимный предмет разговора, правда?

– Нуда.

– Это доказательство того, что мы становимся настоящими друзьями. Я ошибаюсь? – Артур смотрит на Клер, не говоря ни слова. – Артур, когда ты так на меня смотришь, я знаю, что ты не боишься. Это мне нравится, но в то же время раздражает.

В эту первую ночь Артур один в своей спальне, огни гавани видны из окна, он шепчет: «Я не буду жить без этой женщины».

Утро. Он посыпает тальком внутреннюю сторону ботинок Белые следы просачиваются через швы и пудрят кожу. За несколько шагов от их столика ветер закрутил маленький смерч из песка. Клер пьет чай цвета красного дерева и грызет ничем не намазанный тост. Деревья клонятся под ветром, море волнуется, невидимые кони вырываются из океана, который гонится за ними до самого берега и разбивает их пенные гривы о валуны; небо такое синее, что больно смотреть. Весь этот день, под шквалистыми порывами ветра, Клер ходила босиком по песку и собирала в пакет камушки, панцири крабов, ракушки. Артур не снимал ботинок.

На закате он постучался к ней в дверь. Она приглашает его войти высоким девичьим голосом. Она лежит на постели в пижаме. Торс и ноги составляют овал, голова между лодыжками, рот вверху, глаза внизу; дыхание медленное.

– Я сделала ваши упражнения, доктор. А теперь я занимаюсь своими.

Закончив, она постепенно разворачивает свое тело.

Перед сном я дисциплинирую свои энергетические потоки. Это моя мистическая гимнастика. О, смотри, они меня стесняются.

Лилии в вазе закрыли венчики.

На вторую ночь, один в своей комнате, Артур заснул, положив ладонь под щеку, чувствуя под кожей духи Клер.

Утро. Скоро уезжать. Канкаль распласталась под ветром. Океан выходит из берегов. Женщина, которая разговаривает с собой, поворачивается к продавцу устриц, расставляющему свои корзинки, и угловатым движением машет ему рукой.

– Привет, парень! Как рыбалка?

Артур озадачен. Устричник это заметил.

– Это наша подружка, она считает себя Рыбаком, а стало быть, мужчиной. Только она с Рыбами разговаривает, а не ловит их Никто не понимает, что она говорит, разве что рыбы…

Артур купил три дюжины устриц «канкаль» в корзинке и уже собрался спрятать их в багажник кабриолета, но запах бензина заставил его передумать, и он поставил корзину сзади, на пол. Еще рано. Он поднимается, чтобы постучать в дверь комнаты Клер. Она отвечает приглушенным голосом. Она лежит на животе поперек постели, засунув руки под подушку, с голой спиной, рот искажен гримасой.