Низкий голос любви - [25]

Она повинуется, ее дыхание постепенно становится звучным, почти стоном. Глаза закрыты, губы искривились, она изгибается в талии, переносит вес на одно бедро. Ее рот исчезает с экрана. Кривая спектрографа резко подскакивает.

– Ай, у меня судорога!

– Вы шутите!

– Я серьезно!

– Не повышайте голос. Щадите ткани гортани. Начнем сначала. Выдох. Внимание не опускайте грудь. Выдох. Садитесь. Перейдем к другому упражнению. – Он кладет камеру, вынимает из папки лист в прозрачной папке. – Прочтите вот это.

Она держит листок обеими руками, поднеся к глазам. Прямая шея, обнаженные плечи – она читает своим новым голосом слова, напечатанные на листке, дрожащем в ее пальцах.

– Такая уж я есть, такой сотворена. Кто полюбил меня – того люблю и я… Артур, вы думаете, что это про меня?

– Тише. Сейчас я упорядочиваю ваш голос. Читайте дальше.

– Моя ли в том вина, что каждый раз другой уводит за собой, и я увлечена…

Артур измеряет спектрографом новые тональности голоса Клер. Звонит телефон. Она подскакивает. Он не отводит от нее глаз и не берет трубку – срабатывает автоответчик Она тоже смотрит ему прямо в глаза.

– Продолжайте.

Она читает дальше.

– Живу я для любви, себя не изменить, все юбки коротки, какую ни надень, изящны каблучки, и под глазами тень… Артур, разве у меня есть тени под глазами?

– Стихотворение не о вас. Значение имеют только звуки. Важно, чтобы вы нашли свой голос. Продолжайте.

– Вам дела до меня, по сути дела, нет. Да, полюбила я, он полюбил в ответ… Артур… Вы довольны голосом, который вы мне сделали?

Он отключает микрофон и камеру.

– Мадемуазель, сейчас я кое-что вам расскажу. Однажды после концерта в уборную скрипача Яши Хейфеца зашел поклонник и стал восторгаться: «Маэстро, у вас замечательный инструмент! Какая звучность!» Хейфец склонился над своей гарднеровской скрипкой 1742 года в футляре, прислушался и ответил: «Странное дело, я ничего не слышу». Инструмент нем. Звуки издает тот, кто на нем играет. Ваш голос станет таким, каким вы его сделаете сами.

Приоткрыв губы, Клер словно впивает его слова. Это слушающее лицо пробуждает в нем желание, он запускает руку в карман брюк, потом пиджака, нащупывает записку, которую она передала ему в клинике «Ренессанс». Он не прочел ее, не хочет сейчас ее читать, оставляет на потом, опять на потом, с беспокойством и предвкушением.

– Продолжайте.

– Любовь в моей крови, и не прервется нить: живу я для любви, себя не изменить.

– Хорошо, хорошо!

– Ох, нет! Не начинайте снова! Серьезно, как вы находите мой новый голос?

– Голос многообещающий. Интересный. Определенно удачный.

– Интересный? – Клер недоверчиво, очарованно улыбается. – А еще?

– Волнующий.

– К этому слову прибегают, когда хотят сказать полуправду. Ты боишься сказать больше?

– Здесь, Клер, не говорите мне «ты». Я этого не хочу.

Артур отступает в безопасную область медицинских указаний. Клер обязательно надо выполнять ежедневные упражнения, которые он ей покажет – в любое время, но только не на ночь. Эти упражнения усиливают доступ кислорода к клеткам мозга. Ей будет трудно засыпать. Для выполнения упражнений она должна лечь на пол, а не на кровать. Необходимо помнить об этом. Рот – не только фабрика слов: это также место страстей и напряженной деятельности. Но Клер разбавляет нежностью эти динамичные метафоры.

– Рот – это также шкатулка с поцелуями, – она хмурится и продолжает: – Слова, в которых нет любви, недостойны того, чтобы их произносили.

Эта анафема, попытка уничтожить одной фразой вызывает улыбку Артура.

– Вы улыбаетесь? – Ее тон сделался более нежным. – Если бы я тебя поцеловала, ты бы больше не улыбался.

Тут взгляды их встречаются, притягиваясь, словно магниты. Зрачки Артура заблестели. Слеза скатилась по щеке, до угла рта.

– Тебе стало грустно?

Он покачал головой.

– Это еще серьезнее, чем я думала. – Пауза. – Мне правда хотелось бы уехать с тобой далеко-далеко.

– Клер, прошу тебя, не говори мне «ты», только не здесь.

Кабинет пуст. Она почти обнажена. Он берет вещи пациентки, лежащие на кресле, на секунду прижимает их к себе.

– Оденьтесь, пожалуйста.

Она ушла. Летуаль и не заметил, что она забыла в пепельнице свое золотое кольцо с желтым камнем. Он гасит свет. Запирает кабинет на ключ. Уходит.

* * *

На следующее утро он пришел в кабинет первым и сел за письменный стол. Глухой удар в дверь со стороны коридора. Это ручная тележка, которую везет высокий негр в белом комбинезоне, уроженец Кот-д'Ивуар, занимающийся уборкой помещений; он просовывает бородатую голову в приотворенную дверь.

– День добрый, доктор. – Резко повернувшись, он показывает ему печатные буквы «УП» на куртке между лопаток – Помните меня? – продолжает он нараспев, – это же я, Ясон-уборщик, куда ни пойду, порядок наведу. Вот какая игрушка мне попалась на вашем столе.

Плавным движением, словно гимнаст, он вытягивает руку, раскрывает пальцы. На ладони лежит кольцо. Золото и тигровый глаз выделяются на фоне линий ладони – веток цвета свернувшейся крови.

– Не помню… Не знаю, какая из посетительниц могла забыть это кольцо, – лжет Артур. – Мне и без того много чего надо помнить.

– Вашей памяти чистки-уборки не хватает! Эх доктор, не доверяете вы мне. Что за недоверие? Совсем это невежливо, доктор Летуаль. Летуаль – ну и фамилия у вас, доктор! – Чернокожий силач рассмеялся, в бороде блеснула розовая улыбка. – И пусть мое мнение здесь не ко двору, все равно я не совру, все равно скажу, что это кольцо оставила женщина, да еще какая. Только примерьте его на руку своим пациенткам. – Подкрепляя слово делом, он втискивает в перстень указательный палец.