Низкий голос любви - [18]

Шрифт
Интервал

– Дорогой мой, сигара – это земля, лес, огонь, дыхание. Подумайте об этом на досуге.

Госпожа президент, поднявшись, подходит к трем вновь прибывшим пожилым седовласым дамам в каракулевых шубках и маленьких шляпках с перьями по моде «безумных годов».

– Вторая затяжка, вторая жизнь, – иронизирует Артур и глубоко затягивается сигарой.

– Проживем сначала первую, а?

Он давится, из глаз бегут слезы, кашляя, произносит несколько слов.

– Но я не умею ничего, что умеете вы.

– Опять? Это прямо-таки идея-фикс, доктор. Здесь не место для таких разговоров. – Это сказано сухо.

Она наклоняется к его уху:

– И здесь не время заполнять ваши карточки. Вместо того чтобы интересоваться тем, что я делаю, пользуйтесь тем, что я из себя представляю.

Артур замечает любезную, слишком любезную улыбку президентши, присевшей у стойки бара.

– Прошу смотреть на меня, когда я с вами разговариваю.

Борясь с головокружением, Артур повинуется просьбе.

– Заметили? Невозможно смотреть человеку в глаза с близкого расстояния. Надо выбирать правую или левую сторону или чередовать. По-моему, этот выбор глаза весьма многозначителен. Вот вы, например, часто смотрите в левый глаз.

– Неужели?

Слегка опьянев от водки, Артур сосредоточился на песенке, витающей вокруг.

Тебя целовать – всегда целовать,
Тебя обнимать – всегда обнимать,
О нет, от тебя никогда не устать.

Алкоголь и песенка делают свое дело, придавая ему смелости.

– В языке аборигенов Огненной Земли есть слово, очень многозначительное: мами… нет, начну снова. Мамиблапинатапеи.

Она сразу же повторяет это слово за ним, без ошибки и запинки; интересуется его смыслом. Артур делает паузу, в которую вмещается, как торнадо в наперсток, звук всех ведущихся вокруг разговоров, и произносит:

– Двое смотрят друг другу в глаза, надеясь, что другой рискнет сделать то, чего оба желают, но на что ни один не отваживается.

Она сухо приказывает ему, словно он перешел некие границы:

– Ступайте домой и ложитесь спать.

Он не отводит от нее глаз, допивает свою водку, кланяется, целует ей руку и не может отказать себе в финальной дурацкой шутке.

– Будет исполнено, месье.

И уходит, твердо ступая. Вот он уже на улице. Он жадно вдыхает воздух. У него над головой название клуба – кроваво-красные буквы на фоне ночи: Кибер-Ева. Алкоголь, замедляющий работу мозга, побуждает цепляться за мелочи. Он не отводит взгляда от трех болтов, которые видны под новенькой светящейся вывеской, прикрепленной к алюминиевым кронштейнам. Вместо того чтобы вывинтить эти три ржавых болта, тот, кто прикреплял вывеску, только отделил их выступающую часть.

* * *

Он лег, но его тело отказывается сдаться на милость усталости. Переворачиваясь на живот, на спину, на правый бок, на левый бок, обнаженный и безоружный, он пытается уснуть. Сон не пожелал взять его в плен. Снотворные он не принимает, большой палец не сосет уже тридцать лет. Итак, он исчерпал все ресурсы. Он расшифровывает тени на потолке, выделяет одну, изучает ее, закинув голову, так что трещат шейные позвонки. Он видит женскую щелку – две мясистые половинки, разделенные нежно-серым промежутком, и это очаровывает его и огорчает. Нагло звонит телефон. В такой поздний час мало кого можно заподозрить в ночном вторжении. Он встряхивается. Некое имя возникает у него в голове и распространяется по всему телу.

– Вы были неправы.

Это она, ее голос, он еще ниже в этот час ночи. Ни «добрый вечер», ни многоточия, которое бы смягчило фразу. Протрезвев, он отворачивается от потолочных теней.

– Уже поздно, не так ли?

– Я вешаю трубку?

Он ставит на кон все, рискнув промолчать. Молчание. Раз позвонила она, то говорить тоже будет она.

– Вы ничего не понимаете. Вы были неправы, что меня послушались.

– Вы велели мне уйти, и я ушел. Странное место. Там женщины, которые предпочитают женщин?

– Не доверяйте внешнему впечатлению.

– Это бы меня не шокировало. Бывали случаи, когда я легче привлекал внимание представителей моего пола, чем противоположного.

– Вы этим пользовались?

– Никогда. Это внимание было мимолетной случайностью.

– Считайте случайностью и меня.

– Все важное и увлекательное в моей жизни происходило случайно.

– Вы назвали меня «месье». Вы не находите меня женственной?

Женственной? По правде? Я не знаю ничего обольстительнее, чем твой мужской голос в женском теле – голос, который я переделаю, оставив в нем мужские отзвуки.

– Вы и представить себе не можете, насколько женственной я вас считаю.

Снова начинается головокружение. Чтобы обрести равновесие, ему нужны зрительные образы – он включает телевизор без звука. Яркость кадров режет глаза. Трупы на земле, женщины в слезах, взрывающиеся корабли, лица и руки, забрызганные кровью. На трибунах аплодирует публика, камера проходит по рядам зрителей, выставляющих себя напоказ.

– Артур? Вы здесь?

– Да.

– Не запишете ли мой номер телефона?

– В такой-то час? Нет, лучше сами позвоните. Если у меня будет ваш номер, вы этого не сделаете.

– Да нет, я позвоню!

– Врунья.

– Я никогда не вру.

– Врунья.

– Только когда это не имеет значения. Вы правда не хотите? Ну что же, уже поздно, а завтра вас ждут пациентки. Я вас оставляю.


Рекомендуем почитать
Слоны могут играть в футбол

Может ли обычная командировка в провинциальный город перевернуть жизнь человека из мегаполиса? Именно так произошло с героем повести Михаила Сегала Дмитрием, который уже давно живет в Москве, работает на руководящей должности в международной компании и тщательно оберегает личные границы. Но за внешне благополучной и предсказуемой жизнью сквозит холодок кафкианского абсурда, от которого Дмитрий пытается защититься повседневными ритуалами и образом солидного человека. Неожиданное знакомство с молодой девушкой, дочерью бывшего однокурсника вовлекает его в опасное пространство чувств, к которым он не был готов.


Плановый апокалипсис

В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".


Похвала сладострастию

Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».


Брошенная лодка

«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…


Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.