Низина - [7]

— Что ты делаешь?

— Хочу улучшить прием.

— Да и так нормально слышно. Мы же пропустим конец матча!

— До конца еще далеко.

Удаян полез под кровать, где они хранили всякое свое добро — тетрадки с записями, компасы, линейки, бритвенные лезвия для отточки карандашей, спортивные журналы. Там же хранилась и инструкция по сборке приемника. А еще всякие запасные винтики, гаечки, отвертка и плоскогубцы.

Отверткой Удаян начал разбирать приемник.

— Надо провода развести подальше или от катушки, или от переключателя, — объяснил он.

— Обязательно сейчас?

Удаян не ответил, продолжал ковыряться в приемнике. Он уже открыл корпус и теперь проворными пальцами откручивал винтики.

— Мы же несколько дней собирали его, — не унимался Субхаш.

— Ничего. Я знаю, что делаю.

Удаян обесточил шасси и пересоединил некоторые провода, потом снова собрал приемник.

Футбольный матч еще продолжался, треска в приемнике стало существенно меньше. Пока Удаян возился с приемником, немцы сравняли счет.

Потом Хёрст забил еще один мяч в ворота немцев. Мяч попал в штангу и отлетел за линию. Когда судья засчитал этот бросок как гол, немецкая команда запротестовала. Возмущение на поле улеглось после того, как судья проконсультировался с советским судьей на линии. В результате гол засчитали.

— Англичане выиграли, — сказал Удаян.

До конца игры оставалось еще несколько минут, немцы отчаянно пытались догнать в счете. Но Удаян оказался прав — до конца матча Хёрст даже умудрился забить четвертый мяч в ворота немцев. И тогда английские болельщики, не дожидаясь финального свистка, ликующей толпой повалили на поле.

Глава 4

В 1967 году из газет и из новостей Всеиндийского радио братья все чаще стали слышать о Наксалбари — местности, о которой прежде ничего не знали.

Это была цепочка мелких деревушек в округе Дарджилинг, узким коридором растянувшаяся вдоль северных рубежей Западной Бенгалии. Приютившаяся в предгорьях Гималаев на расстоянии четырехсот миль от Калькутты, эта отдаленная местность находилась гораздо ближе к Тибету, нежели к Толлигангу.

Жили там семьи крестьян, работавших на чайных плантациях и в крупных поместьях. Из поколения в поколение их жизнь имела феодальный уклад, который никогда, в сущности, не изменялся.

Этими отсталыми крестьянами манипулировали богатые землевладельцы. Они сгоняли крестьян с полей, которые те возделывали, не позволяя им забрать выращенный урожай. Крестьяне попадали в зависимость к ростовщикам. Лишенные средств к существованию, многие из них попросту погибали от голода.

В марте того года, когда один крестьянин-издольщик из Наксалбари попытался вспахать незаконно отобранную у него землю, землевладелец натравил на него своих головорезов, и те избили бедолагу до полусмерти, отняли плуг и буйвола. Полиция предпочла не вмешиваться.

Группа крестьян-издольщиков возмутилась этим делом и подняла протест. Они начали жечь владения и стихийно захватывать земли тех, кто их обманывал и притеснял.

Это был уже не первый случай крестьянских волнений в округе Дарджилинг, но на этот раз их тактика носила военный характер. С примитивным оружием в руках люди несли красные флаги и кричали: «Да здравствует Мао Цзэдун!»

Вдохновителями и организаторами происходящих событий стали два бенгальских коммуниста — Чару Маджумдар и Кану Санъял. Они выросли в маленьких городках близ Наксалбари и познакомились в тюрьме. Они были намного моложе большинства коммунистических лидеров Индии — людей, родившихся в конце 1880-х. Этих партийных «стариков» Маджумдар и Санъял презирали. В КМПИ они считались диссидентами.

Молодые бунтари требовали земельных прав для крестьян-издольщиков, а также призывали крестьян работать не на помещика, а на себя.

Чару Маджумдар происходил из семьи землевладельцев и был сыном адвоката, в свое время его исключили из колледжа. Газеты пестрили портретами сухощавого человека с худым осунувшимся лицом, орлиным носом и густыми усами. Этот теоретик марксизма-ленинизма страдал астмой, и кое-кто из коммунистов старшего поколения называл его безумцем. На момент народных волнений в Дарджилинге он, даже еще не достигнув пятидесятилетнего возраста, уже был прикован к постели сердечной болезнью.

Кану Санъял стал учеником Маджумдара, когда обоим исполнилось по тридцать лет. Санъял происходил из касты браминов и знал диалекты горных племен. Он отказался от владения всякой собственности и примкнул к деревенской бедноте.

Народный бунт разрастался, охватывал все новые и новые территории, и тогда власти направили туда усиленные отряды полиции. Там установили комендантский час, произвели показательные аресты.

Правительство в Калькутте обратилось с воззванием к Санъялу в надежде, что он уговорит восставших крестьян сдаться. Сначала он поверил правительству и встретился с налоговым министром, пообещал выйти на переговоры, но от переговоров в последний момент воздержался.

В мае пришло сообщение, что группа крестьян, среди которых были и женщины, вооруженная луками и стрелами, напала на инспектора полиции и убила его. На следующий день отряд местной полиции подкараулил толпу бунтовщиков на дороге. Одного из сержантов ранили стрелой в руку, и полиция приказала толпе разойтись. Но крестьяне не разошлись, и тогда полицейские открыли огонь. Одиннадцать человек погибли, среди них восемь женщин.