Ниже неба - [6]

Росс уже собрался было уйти, когда вспомнил, что передняя дверь оказалась незапертой. Это говорило ему о том, что отец находится где-то неподалеку. Он решил пройти в конец склада, туда, где виднелась небольшая контора Эдмунда. С уверенностью можно было сказать, что за мутным дверным стеклом горит свет.

Росс направился в проход между рядами чая, импортированного из Китая. Каждый ящик был отмечен специальным символом, называемым зарубкой, который говорил торговцу о том, какой тип чая находится в этом ящике, какого он качества и из какой провинции доставлен. Черный чай был более популярным, так как он хранился намного лучше, чем нежный зеленый чай, который быстро портился на сыром морском воздухе во время долгого, от четырех до шести месяцев, путешествия. Зеленые сорта чая стоили, соответственно, намного дороже, так как их нужно было запечатывать в специальные, обитые свинцом контейнеры для того, чтобы сохранить качество.

Ладони Росса заскользили по зарубкам, смысл которых он научился понимать еще с детства. Там был сорт «богья», более очищенный и вкусный «кон-гоу» из Фуцзяна, был также сорт «пекой», награжденный специальным призом, и грубый, с горьковатым привкусом «твэнкэй». Здесь же стояли небольшие, обитые цинком ящики, в которых хранились изысканные королевские и растертые в порошок сорта зеленого чая из Чекьянга, Анхвея, и Кьянгси.

Ближе к задней части склада находились гораздо более длинные, узкие упаковки шелковой ткани, большая часть которых будет доставлена кораблями к берегам Америки и продана за табак и сахар. Упаковки поменьше содержали фарфор, лакированные коробочки и киноварь, которая придавала воску для печатей ровный красноватый оттенок.

Подойдя к двери конторы, Росс приготовился было постучать, но резко отдернул руку, услышав странный визг, раздавшийся из-за двери. Первое, что ему пришло на ум, это то, что его отец гоняется по конторе за поросенком, однако неожиданно визг перешел в глубокие женские вздохи, сопровождаемые еще более глубоким стоном, принадлежавшим, несомненно, отцу.

Росс отшатнулся к стене рядом с дверью и почувствовал, как тошнота подступает к горлу. Он не мог дышать, тело окаменело и не слушалось его. Он понуждал себя уйти, но не мог оторваться от стены, спиной чувствуя равномерные толчки, не оставлявшие никаких сомнений в происхождении стонов с другой стороны.

– Нет! – завыл голос, и хотя этот голос казался незнакомым и искаженным, Росс определил, что он принадлежит отцу. – Нет! Нет!

– Да! – закричала женщина, в то время как удары в стену резко прекратились. – Да-а-а-а-а-а...

Росс постоял какое-то время на месте, пытаясь дышать потише. Возможно, это не мой отец, говорил он себе, понимая всю глупость подобного предположения. Наконец, глубокий, резкий голос Эдмунда Баллинджера окончательно прояснил, кто же именно находится в комнате:

– Тебе лучше убраться отсюда до того, как вернутся остальные. И чтоб никому и ничего об этом, запомни, иначе окажешься на улице, там, где я тебя нашел.

Прислонившись ухом к стенке, Росс расслышал звук, похожий на поцелуй, затем раздался звон монет.

– Теперь вали отсюда. Мне еще нужно работать.

Неожиданно Росс осознал всю нелепость своего положения. Но прежде чем он смог сдвинуться с места, дверь в контору распахнулась, и оттуда вышла женщина. Закрывая за собой дверь, она повернулась и встала, как вкопанная, обнаружив перед собой сына своего хозяина. Росс тоже узнал эту женщину, одну из трех поденщиц, выполнявших обязанности по общей уборке на складе. Ей было далеко за двадцать, и ее с небольшой натяжкой можно было бы посчитать привлекательной, если бы она не была такой неопрятной и грязной. Ее бесформенное платье было сшито из грубого миткаля, когда-то покрашенного в красный цвет, но теперь выцветшего и приобретшего коричневый оттенок. Поношенная одежда была порвана и заштопана, даже в лучшие свои дни она не могла бы назваться приличной. Сейчас же, после того, что произошло в конторе, платье выглядело еще более измятым и отвратительным.

Женщина – Росс вспомнил, что ее зовут Кларисса, – пыталась что-то сказать, но слова застревали у нее в горле. Она посмотрела вниз на свои руки, и Росс заметил блеск серебряных монет. Когда она опять подняла на него свои глаза, в них стояли слезы. Росс не знал, было ли чувство стыда вызвано тем, что делал с ней его отец, или разящим несоответствием между ее одеждой и тем, как был одет он сам. Женщина выглядела такой беспомощной и растерянной, что Россу захотелось ее утешить. Он уже было открыл рот, чтобы сказать ей что-нибудь, как вдруг она подхватила свою длинную юбку и кинулась бежать.

Росс подождал, пока женщина скрылась в подсобной комнате, которой пользовались поденщицы, а затем повернулся к закрытой конторе, одолеваемый сомнениями насчет того, что же ему делать дальше. Его дыхание уже выровнялось, и он чувствовал себя значительно лучше. Юноша решил все же не показываться на глаза отцу в такой момент, повернулся на каблуках и быстрым шагом направился в сторону передней двери.

– Росс! – раздался громкий голос, когда тот уже был почти у выхода. – Это ты, мой мальчик?